1919 г. Брянск. СТРАСТИ ПО РОЯЛЯМ (конфискации роялей и пианино)

Все началось со столов. Обыкновенных письменных столов. Новая власть забирала их у населения для своих учреждений. «Почему ей не хватало уже имевшихся в распоряжении прежней власти, остается загадкой», — недоумевал бывший губернатор Мин­ска князь В.А Друцкой, наблюдавший за событиями в Смоленске в должности скромного чиновника суда. «Уже через несколько дней после революции, - писал он в воспоминаниях, — стали разъез­жать грузовики с вооружёнными людьми, которые вламывались в дома и без лишних слов... хватали имевшийся письменный стол, тут же вытряхивали из него содержимое, затем, взвалив стол на грузовик, отправлялись дальше. Население было ошеломлено этим новым способом устроения казённых дел».

Только по спискам!

В Брянске всё происходило на «законных» основаниях. В су­ровую зиму 1919-го, например, появилось постановление уезд­ного исполкома «об отобрании теплых вещей у лиц буржуазного класса». Но не как-нибудь, а по спискам. По спискам изымались книжные и конторские шкафы, граммофоны и швейные машин­ки... Протесты экспроприируемых были негромкими... Но когда дело дошло до конфискации роялей и пианино, всколыхнулась вся губерния.

Вряд ли кто предполагал о последствиях публикации в «Из­вестиях ВЦИК» от 25 сентября 1918 г. «Обязательного постанов­ления музыкального отдела Наркомпроса» об учёте и реквизиции клавишных музыкальных инструментов. Оно было воспринято как властью данное разрешение на уже происходивший передел соб­ственности. И никакие последовавшие затем инструкции, разъяс­нения не могли вогнать в русло разбушевавшиеся человеческие страсти.

Для чего вводился учет роялей, пианино, фисгармоний? «Для планомерного распределения и целесообразного использования в целях музыкально-художественных, педагогических и музыкально-пропагандистских», — отмечалось в инструкции от 15 марта 1919 года к вышеупомянутому постановлению. Перерегистрацию должны были проводить уездные отделы народного образования. Они-то и начали составлять списки нуждающихся в музыкальных инстру­ментах и тех, кто мог без них обойтись. Страждущим вручался мандат на изъятие.

Кто нуждался? Учебные заведения (прежде всего, создававши­еся музыкальные школы), техникумы, театры, клубы. Нуждались воинские части, госпитали, пожарные дружины, детские дома и сады, колонии, санатории, редакции газет, различного рода ко­митеты, отделы, подотделы и частные лица...

У кого изымались? У «буржуазии», к числу которой оказалась причисленной значительная часть интеллигенции, у церквей, мо­настырей, у владельцев магазинов, «фортепианных депо» (что-то вроде пунктов проката).

Гуревич и К"

Инструменты для продажи, сосредоточенные на складе Беляе­ва в Брянске, были тут же описаны - и туда зачастили обладате­ли мандатов. Второе крупное «гнездо» клавишных принадлежало механику и настройщику И.З.Гуревичу. Свои 5 роялей, 9 пиани­но и 1 фисгармонию он сдавал в прокат, что, по-видимому, со­ставляло основной доход семьи. Иосиф Залмович первый встал на защиту собственности. «Проживаю в городе Брянске 23 года. Занимаюсь своим трудом, никого не эксплуатируя, — сообщал он в гороно в октябре 1918 г. - За весь этот период музыкальное развитие горожан в Брянске так невелико, — скорбно замечал настройщик, - что едва хватало на житье. <...> Я покупал ста­рые инструменты. Несколько приобрел в период погромов 1905 г., исправил и превратил из абсолютно негодных в играющие», хотя и требующие, как следует из текста, постоянного ремонта. «Так как я и мои сыновья дают уроки музыки. А занимаются у меня преимущественно бедные жители, у которых нет возмож­ности дорого платить за уроки, то рояль и фисгармония необ­ходимы для частной практики семьи». Полтора года спустя, еще надеясь сохранить «заработные тяжким трудом» инструменты от конфискации, Гуревич добавлял, что «сыновья, служившие с са­мого начала революции в Красной Армии, ничем [ему] помочь не могут», что сам он, «больной и физически слабый», зарабатывает игрой «сверх сил» в кинотеатре, а жалованья не хватает «даже на пуд хлеба в месяц для семьи». «Между тем, - напоминал он, -   существует декрет о праве обладания имуществом стоимостью
в мирное время до 10 тысяч рублей, а мои инструменты тогда мне стоили от 1500 до 2000 рублей». Инструменты для личного пользования ему оставили.

Имел ли командарм право на вывоз?

Первыми в списках замелькали видные в Брянске фамилии Алымовых, Губониных, Добычиных, Морозовых, Тенишевых. По­том - менее известные, принадлежащие врачам, инженерам, учителям, лесничим, железнодорожным служащим... Дело опре­делялось спросом. Самыми оперативными оказались военные. «Для митингов-концертов требуется рояль, который находится в зале гражданина Таранова без определенной цели», — заявляли представители «1-й и 2-й легких позиционных батарей». Рояль из «взятых на учёт у буржуазии» затребовали также из 211-го запас­ного госпиталя. «Отсутствие инструмента, — как было объяснено, —   лишает раненых и больных развлечений». «Красный клуб 52-го батальона» за короткий срок обогатился двумя прекрасными роя­лями марки «Шредер».

Но истинными меломанами предстали штабные 14-й армии. Им было выделено несколько инструментов. Одно из них, принадле­жавшее гражданину Капошину, увез командарм И.Уборевич. Быв­ший владелец взывал к справедливости в стенах Губисполкома. Орган губернской власти не остался безучастным. Началось долгое разбирательство: «состояло ли такое пианино на учете, и имел ли Уборевич право на вывоз». Чем оно закончилось - неведомо.

А в это время председатель домового комитета Рабочей Сло­бодки «сражался» за фисгармонию Петропавловского монастыря — на его взгляд, крайне необходимую «для организации детского хора». Правление же культпросвета платформы Красная отстаи­вало право на рояль бывшего помещика Губонина из его имения Гостиловка, а заодно - «ноты, этажерку, табуретку как принад­лежности к этой рояли». Врач В.Гольденвейзер тоже нуждался в рояле, потому что принимал «участие в концертах, устраивае­мых культпросветом», кроме того, на нем обучалась музыке его 8-летняя дочь. Был предложен «Бехштейн», принадлежавший учительнице музыки «свободному художнику» В.В.Бессарабской. В борьбе претендентов победил Союз молодежи, а врач с фами­лией выдающегося российского пианиста удовлетворился другим. Бывшая же владелица «Бехштейна» еще долго бегала по инстан­циям, хлопоча «о выдаче инструмента для занятий музыкой» вза­мен вывезенного.

«Ещэ польска не сгинэла...»

Как происходило изъятие? Вариант первый. Владелец получал письменное уведомление: «Гр. Т.И.Сидоров! Отдел народного об­разования предлагает Вам немедленно доставить в здание [адрес указывался] принадлежащее Вам пианино». Правда, подобная стро­гость применялась преимущественно к лицам, уже в чём-то про­винившимся. Обычно тов. Сидоров, Белышев или кто-то другой инструмент «доставляли», и лишь потом начинали доказывать не­справедливость свершившегося акта.

Вариант второй. Хозяин открывал дверь, и перед ним возни­кала группа товарищей с мандатом в руках. Протест в отчетли­вой, а тем более нелицеприятной форме — был явлением редким. Срабатывал инстинкт самосохранения. Об исключении узнаем из докладной политкомиссара полевого госпиталя М.Новикова, послан­ной сразу в четыре инстанции. Одной из них оказалась Губернская чрезвычайная комиссия (ЧК), которая, как известно, шутить не лю­била. Гражданин В.В. Гржибовскии, проживавший в Володарском поселке, - сообщал «политкомиссар», - в ответ на предъявлен­ный мандат «категорически заявил, что посещение его квартиры рассматривает как грабеж. На мое указание, - продолжал зая­витель, - что о грабеже не может быть и речи, так как мы яви­лись к нему с мандатом отдела народного образования», владелец предмета экспроприации отрезал, что и отдел также «представля­ет банду грабителей». Отмечая недопустимость подобной реакции «со стороны советского работника» (Викентий Викентьевич являл­ся сотрудником Госконтроля), комиссар подчеркивал: «Со мной были некоммунисты, и выступление Гржибовского вызвало в них сочувствие и неуважение к существующей власти». А потому он требовал привлечения непокорного к ответственности.

Так как рояль все же забрали, дочери гордого поляка - учи­тельнице музыки Янине Викентьевне — пришлось не только из­виняться за поступок отца, не только доказывать необходимость для неё, как специалиста, собственного инструмента, но и следить за его судьбой. Примерно через год после этого события 211-й запасный госпиталь, куда был передан рояль, покинул Брянск. А признанный «реквизированным по ошибке» «Блютнер» Гржибов-ских ещё энное количество времени находился в покинутом зда­нии за семью печатями.

Спас от немцев — забрали свои

Нередко инструменты действительно употреблялись в дело, но чаще, побаловавшись диковинками, новые хозяева о них забыва­ли. И дорогостоящие «Бехштеины» и «Блютнеры» служили «для самостоятельных и несистематических занятий на них красноар­мейцев» или «украшали» кабинеты начальников. Шла война. Одни воинские части сменяли другие; снимались с места и исчезали учреждения, находившиеся в Брянске в эвакуации, инструменты переходили из рук в руки. Иногда выяснялось, что какой-то ин­станции тот или иной инструмент нужен больше, чем тем, в чьём распоряжении он уже находился, или исконный владелец добивал­ся возвращения скитальца в родной дом... И катались они — дра­гоценные создания рук человеческих - на грузовиках и телегах, разбиваясь и расстраиваясь от бесконечных и бессмысленных пе­ревозок. Из Супоневского клуба - в Свенский детский городок; из Брянского Народного дома — в Белобережский совет колоний; из бывшего женского монастыря, из райкома Р.К.М., из детской колонии — в музыкальный техникум, взамен тех, что были воз­вращены законным владельцам, отстоявшим свои права. Врач из Дятькова получил своё, увы, разбитое пианино; актеру, наконец, возвратили рояль, который он в 1915 г., спасая от немцев, вы­вез из Двинска, но в 1919-м не уберег от своих...

Какие это были инструменты!

Только перечень их для знатоков - пир души! Фисгармонии, клавесины, оркестрины, рояли, пианино. Век XIX и XX: от старин­ных, украшенных цветными породами древесины, инкрустацией и резьбой, с точеными фигурными ножками, бронзой подсвечников, ажурными подставками для нот до современных, выдержанных в строгих изысканных формах стиля модерн. Рояли концертные с корпусами удлиненно-узких и широких форм и маленькие кабинетные («миньон»); пианино громоздкие, как шкафы, и изящные маленькие, подобные дамским секретерам. Уже вышедшие из употребления, плохо держащие строй - и идеально ухоженные, сработанные на века. Белые, чёрные, всех оттенков коричневые, они появлялись из старинных родовых «гнёзд», усадеб «неваж­ных» дворян и квартир мелких служащих... Одни были украшением быта, другие — «рабочими лошадками». Уникальные, доступные лишь российской элите и продававшиеся в рассрочку, рассчитан­ные на «среднего» потребителя. Пользовавшиеся мировой славой творения фирм Я.Блютнера и Н.Бехштейна и популярные на об­щероссийском рынке инструменты Мюльбаха, Дидерихса, Рениша, Беккера, Шредера, Оффенбахера, а также сравнительно недоро­гие «Апполо», которыми снабжался обширный юго-западный район страны... А также ныне малоизвестные образцы фабрик Закршев-ского, Соловьева, Огберг, М.А.Осс и многие-многие другие.

Рояли Великого Князя

Нет! Не прав был старый настройщик, пенявший на «невели­кое» музыкальное развитие жителей нашего города. Как нельзя лучше его выявила перерегистрация клавишных инструментов, осуществленная в соответствии с постановлением Брянского гу-бисполкома от 25 марта 1921 г. В анкетах обозначились фами­лия, имя, отчество владельца, его возраст, место проживания и род занятий; далее — тип инструмента, фирма-изготовитель, ре­гистрационный номер и, наконец, кто им пользовался и в каких целях. То, с чего следовало бы начинать, свершилось, но с опо­зданием в три года. Выяснилось, что процент населения, упо­треблявшего в быту музыкальные инструменты, был достаточно высок. (Сказывалась сложившаяся до революции традиция люби­тельского музицирования.) Даже если учесть, что часть предо­ставляемых сведений об использовании инструмента могла быть недостоверной (никто не хотел расставаться с «членом семьи»), число лиц, обучавшихся у частных преподавателей, в музыкаль­ных школах, училище и так называемой Народной консерватории (школе для взрослых) Брянска, было значительно. На территории края оказалось немало профессиональных музыкантов, получивших образование в музыкальных училищах и консерваториях Рос­сии. В трудные послереволюционные годы в поисках куска хлеба их ряды пополнили девицы и дамы из благородных семейств, владевшие инструментом. Тем более что спрос на музыкальные услуги при государственной установке «Искусство - массам» су­щественно вырос.

Постепенно упорядочивалась и сама система распределения инструментов. Концертные рояли из «караульных рот» стали пе­редавать организациям искусств. Вспомнили и о художественной, историко-культурной ценности отдельных экземпляров. В частно­сти, о двух выполненных на заказ роялях из Брасовского имения Великого Князя Михаила Романова. В 1919 г., когда в Брянске создавался краеведческий музей, потребовалось «взять на учет обстановку из дворца, разошедшуюся по квартирам служащих». Уникальные инструменты, клавиш которых касались и руки вла­дельцев усадьбы (известно, что оба они любили музыку, а Михаил Александрович «отлично играл на нескольких инструментах»), и их гениальных гостей (среди которых С.Рахманинов, Ф.Шаляпин) были пристроены. Один попал на Брасовский механический завод, другой - в Локотской совхоз. Затем оба были переданы Брасов-ским педагогическим курсам, и лишь позже по требованию свы­ше перевезены в Москву.

Пианино С.А.Танеева

Последним аккордом этой бурной эпопеи стала история с пи­анино композитора С. И. Танеева из имения Масловых в дерев­не Селище Карачевского уезда (ныне Навлинского района). «Еще подростком, - писал биограф выдающегося русского музыканта Н.Бажов, — Танеев стал вхож... в культурную и хлебосольную семью Масловых. С годами... он и вовсе «врос» в этот милый дом на пра­вах как бы близкого родственника». Селище стало для него местом отдыха и творчества. Иногда Сергей Иванович приезжал туда по 3-4 раза в год, вырываясь из деятельной московской жизни хоть на недельку. На страницах его «Дневников» записи: «Ежедневно играю на фортепиано», «Вечером играл и проигрывал продолже­ние <...> квартета, что сочинил во время прогулки»... Инструмент фирмы «Беккер» для работы композитора купили Масловы.

В 1922 г., когда на Брянщине началось выселение бывших помещиков и конфискация их имущества, ни самого Танеева, ни большей части дорогого ему семейства уже не было в живых. В Селище оставались младшая из сестёр - Анна Ивановна, вдова её брата Вера Евграфовна Масловы и родственница Юлия Афана­сьевна Юрасова. По-видимому, тогда они обратились к племяннику музыканта Павлу Владимировичу Танееву, профессору «Научно-экспедиционного Торфяного института», с просьбой принять уча­стие в их судьбе и забрать инструмент.

Энергичный племянник развернул бурную деятельность. В Брянский губернский Исполком последовало официальное пись­мо ректора Московской консерватории о передаче пианино наря­ду с материалами, связанными с именем С.И.Танеева, бывшего выпускника («первого золотого медалиста»), а позже директора и профессора этого учебного заведения, в музей. На Исполком возлагалась «ответственность за целость и сохранность инстру­мента» до получения его адресатом. Но главной ударной силой стала «Охранная грамота», выданная Владимиру Ивановичу Тане­еву - брату композитора - на основании Постановления СНК от 25 марта 1919 г. за подписью Ленина. В ней, в частности, пред­писывалось «советским властям... оказывать содействие в деле охраны» как его самого, так и его семьи, жилища и имущества. Основание указано в первом же абзаце. Работая «долгие годы... научно», он, «по свидетельству» Карла Маркса, «проявил себя преданным другом освобождения народа». Дело в том, что Вла­димир Иванович Танеев, юрист по образованию, известный свои­ми революционно-демократическими взглядами, являлся автором научных трудов по социально-экономическим вопросам и состоял в переписке с «вождем мирового пролетариата».

Как бы то ни было, в истории с пианино это сыграло свою роль. Правда, в единоборство с могучими ходатаями из Москвы вступил было «председатель волостного Исполкома тов. Михалев», но вы­нужден был ретироваться под напором брянского начальства. Вы­селение «гражданок Масловых и Юрасовой», объявленных Павлом Владимировичем родственницами, было временно приостановле­но. Им позволили пользоваться небольшим земельным участком, лошадью и коровой, а также проживать в доме, который являлся историко-культурным памятником. Однако 23 марта 1925 г. реше­ние Губернской комиссии о выселении, как свидетельствуют до­кументы, было всё же «приведено в исполнение». О дальнейшей судьбе близких композитору Танееву людей нам не известно. Что же касается пианино, то двумя годами раньше оно было достав­лено в московскую квартиру племянника, где дожидалось торже­ственного въезда в Музей при Московской консерватории.

Собственно, данная история выходит за хронологические рамки периода реквизиции инструментов. Специальным сообщением На­родного комиссариата просвещения от 21 июля 1921 г. она была приостановлена вплоть до «особого декрета», который так и не последовал. Страна входила в эпоху НЭПа, и резолюции на по­следних заявках «любителей музыки» гласили: «озаботиться при­обретением пианино... собственными силами».

 Автор статьи Голубева Эльвира Степановна