О жизни брянской деревни на рубеже Октябрьской революции Яков ПОРУЧИКОВ
Кто занимается брянской историей, знает об остром дефиците документальных свидетельств о событиях двадцатого века. Одним было писать некогда, другие просто опасались вспоминать о непростых и жестоких временах. Тем ценнее кажутся сохраненные в семье Ивана Яковлевича Поручикова воспоминания его отца Якова Ивановича. Я. И. Поручиков многие годы проработал на руководящих должностях в учреждениях Министерства мясной и молочной промышленности. В возрасте 85 лет записал свои воспоминания. Сегодня мы публикуем отрывки о жизни брянской деревни в 1917-18 годах.
ДВЕ ДУШИ ЗЕМЛИ
Отец рассказывал, фамилия Поручиковых в деревне Трубчино Брянского уезда появилась после возвращения в деревню с более чем двадцатилетней армейской службы его прапрадеда Заворуе-ва — участника войны с французами 1812 года.
Возвратился он в свою деревню грамотным, в чине подпоручика, с женой и маленьким сыном, которого он нес за спиной в солдатском ранце. Эти ранцы шились из телячьей кожи шерстью наружу. В деревне подпоручика «окрестили» Поручиком. Это уличное прозвище в 1861 году стало нашей фамилией, а фамилия Заворуевы стала прозвищем. До 1917 года По-ручиковыми мы значились только в документах. Для односельчан мы оставались Заворуевыми.
Правнук подпоручика, наш дедушка Павел, жил в деревне, занимался крестьянским трудом и имел «две души» земли — два надела. Название «душа земли» появилось после отмены крепостного права в 1861 году, когда землей наделялись только живые души мужского пола. Размер этой «души» был не одинаков. Он зависел от величины земельной площади, принадлежащей той или иной деревне. В деревне Трубчино «душа» составляла около трех гектар. Это название единицы надела сохранялось вплоть до революции 1917 года.
После смерти дедушки Павла — он умер рано, и я его не помню, хозяйство было разделено между четырьмя сыновьями. Каждому из них досталось по половине надела (по полдуши) земли. Эта земля при трехпольном севообороте находилась в трех полях, и складывалась из двадцати с небольшим полос, называемых загонами. На старом «корне» остался наш отец.
В результате полсе раздела из среднего крестьянского хозяйства образовалось четыре бедняцких двора. Отец из города возвратился в деревню и занялся сельским хозяйством. Другие его братья остались работать на стороне, так как на земле в полдуши в деревне делать было нечего.
Как было сказано, полдуши состояли из мелких полосок. Их было по семь-восемь в каждом поле — яровом, озимом и паровом. Во второй половине лета на паровом поле сеялась рожь под зиму. До посева на этом поле пасли скот. Ширина полоски загона в «полдуши» редко превышала полтора — два метра.
При ее обработке нельзя развернуться на лошади с бороной, чтобы не нарушить целостность соседнего загона. Эти полдуши не могли обеспечить семью продовольствием и скот фуражом.
Братья отца Александр и Семен после раздела построили в деревне хаты, в которых жили их семьи, а сами они служили в Бежице в службе охраны Рельсопрокатного и железоделательного завода (ныне БМЗ). Младший брат отца Андрей после женитьбы уехал в Киев. Свою землю (полдуши) передал в аренду нашему отцу. Работал Андрей кондуктором на железной дороге. Сестра отца Мавра вышла замуж за жителя своей деревни Емельяна Дьячкова. Проживали они в деревне Трубчино.
Отец и его братья получили образование в церковно-при-ходской школе в селе Теменичи, расположенном в трех километрах от Трубчино. Отец после много читал. Живя в деревне, выписывал журнал «Нива». Он старался и нам дать образование. Я и мои братья окончили Теменическую четырехклассную школу с Похвальными листами. Никифор с помощью учителя Теменической школы Шарин-ского в домашних условиях окон
чил пятый и шестой классы. Этот учитель восхищался способностями Никифора, покупал для него учебники, рекомендовал отцу готовить Никифора для поступления в высшее учебное заведение, прочил Никифору быть ученым. Но из-за бедности дальнейшее учение Никифора было прервано. За наше, пусть и небольшое образование, мы, братья, безмерно благодарны своим родителям — отцу Ивану Павловичу и матери Федоре Семеновне.
Доучивались мы уже взрослыми самостоятельно, без отрыва от работы, обычно после работы. Меньший брат Василий уже в тридцатилетнем возрасте окончил Брянский лесохозяйственный институт.
ПО НАЙМУ, В БАТРАИАХ
С четырнадцатилетнего возраста подростки из бедных семей уходили к чужим людям, на работу по найму. Вот и нам на принадлежащей нам земле прожить с семьей в деревне было невозможно. Чтобы не голодать, отец с матерью наряду со своим «полнаделом» были вынуждены обрабатывать чужие земли «с исполу». Принявший землю обрабатывал ее, снимал урожай. Полученное после обмолота зерно за вычетом семян, затраченных на посев, делилось поровну между арендатором и землевладельцем. Таким образом распределялись и отходы от обмолота: солома и полова.
Два года — 1917 и 1918 — я батрачил у зажиточных крестьян в своей деревне. Мне шел пятнадцатый год, когда я ушел на заработки. Тогда уходили на сезон — с первого апреля по первое декабря. Платили батракам и батрачкам за их труд в несколько раз меньше, чем взрослому работнику, а свою работу подростки выполняли как взрослые — пахали, боронили, ездили с лошадьми в «ночное», рубили и возили из леса дрова.
Между прочим, я не обижался на родителей, наоборот, гордился тем, что работал с взрослыми и приносил пользу родной семье. Сезон 1917 года я батрачил у Козлова Михаила Степановича. Он был хорошим и добрым хозяином, учитывал возраст подростка. В праздничные дни освобождал от работы. Но в рабочие дни старался, чтобы батрак не оставался без дела. Усталости я тогда не ощущал, любил работу и тем нравился хозяевам. Под руководством хозяина в течение батрацкого сезона я я прошел практический крестьянский курс и в свои пятнадцать лет получил большой опыт ведения сельского хозяйства, что мне крайне пригодилось в дальнейшей жизни.
Особенно памятной была заготовка дров на зиму. Осенью со старшей дочерью хозяина Анюшей, которой в то время еще не было двенадцати лет, почти ежедневно на лошади мы ездили в мелколесье за дровами за че-тыре-пять километров. Я рубил молодые деревца, обрубал сучья, а Анюша перетаскивала их к возу. Затем мы забирались на воз и ехали домой. Чтобы заготовить топливо на сезон, нам с Анюшей приходилось за осень ездить в лес десятки раз.И уже тогда с Анюшей мы крепко подружились. Хозяевам некогда было заниматься дровами. Они были заняты молотьбой и уборкой картофеля.
Второй сезон в1918 году с ранней весны до поздней осени я батрачил у зажиточного крестьянина Ерохина Семена Павловича. Этот хозяин был тоже хороший, добрый и питание было хорошее, но батрак у него не только день, но и час не оставался без дела. Хозяину хотелось еще больше богатеть. Детей у Семена не было. Непонятно, почему он так скопидомничал, копил богатство. Себя хозяин считал богобоязненным, а к батраку-подростку относился не по-христиански.
И вот Ерохин на третий день Пасхи забрал меня с собой очищать от коры сосновые бревна для постройки новой хаты. Я душевно переживал обиду, но не посмел возражать хозяину. Вся деревня праздновала, а я работал. В следующий большой праздник Духов день или Троицу, который отмечают особенно празднично на пятидесятый день Пасхи, хозяин за обедом умиленно сказал: «Яша, сегодня мы поедем с тобой на природу в лес, попасем там лошадей, хорошо отдохнем, нарубим березок для веников, а к вечеру возвратимся». Я и тут промолчал, постеснялся возразить хозяину. Мы возвратились, привезя полный воз березняка. Позже в свободное время вязали веники, а зимой хозяин продавал их на рынке.
У хозяина были большие запасы ржи. В это время Комитет бедноты изыскивал для государства продовольственные ресурсы, просил, требовал от богачей и зажиточных крестьян продать государству излишнее зерно. Мой хозяин пытался отделаться мизерной сдачей зерна. Но комитету бедноты проделки Ерохина, как и других, были хорошо известны. Ямы были вскрыты, большое количество зерна на основе закона было изъято в Государственный фонд с оплатой стоимости по твердым государственным ценам. Это было в последний год моего батрачества. Осенью 1918 года все земли были обобществлены и поделены на каждую мужскую и женскую душу. Теперь в нашей семье появилось много работы.
Фаев