Конец 50-х годов. В старом Брянскрм театре.
В те далекие времена, (конец 50-х годов) когда режиссер Всеволод Михайлович Энгелькрон приехал в Брянск, первым секретарем обкома КПСС был некто Петухов. Как известно, в ту пору коммунистическая партия являлась главной руководящей и направляющей силой в строительстве нового общества. Помня мысль Ленина о том, что беспартийного искусства не бывает, за деятелями искусства вообще и театра в частности присматривали особо.
Это сегодня брянская власть в искусство не лезет, то ли не понимает его, то ли не считает это дело серьезным, а те далекие времена без одобрения обкома ничего в искусстве состояться не могло. Итак, в Брянск приехал Энгелькрон. Хочу сразу заметить, что в нашем брянском театре более крупных театральных деятелей не было. Когда он входил в театр — все замирало. Нас, театральных детей, родители растаскивали по дальним комнатам со словами: «Тише, Сев Михалыч работает». И это было не от страха перед начальником, это было уважение к мастеру и к работе, которой они все занимались.
Приехал Режиссер, начал работать, сам выбрал пьесу к постановке, распределил роли, репетирует, а в обком советоваться не пришел! Неслыханно! И тогда первый секретарь обкома КПСС сам (!) звонит режиссеру театра: «Сев Михалыч, что же это? Вы уже несколько месяцев в Брянске, а ко мне не заходите, даже не позвонили...»
— — Извините, но у меня к вам пока еще нет вопросов Так это у вас. А у НАС к вам есть!
— Так приходите, у меня тоже есть рабочий кабинет.
Была эта история в реальности или нет, не знаю, но легенда говорит, что была. Но в любом случае могла быть. Уж очень самодостаточным человеком был Всеволод Михайлович.
С его появлением на брянской афише появились Шекспир и Шиллер, Лопе де Вега, Бальзак, Драйзер. Мои дети не могут похвастаться, что видели на сцене «Короля Лира», «Отелло» «Дон Карлоса», не смеялись взахлеб на «Укрощении строптивой» и «Даме-невидимке». А мы все это видели!
На гастролях в Киеве по просьбе зрителей несколько представлений «Короля Лира» играли на самой большой площадке города, на сцене оперного театра, специально, чтобы как можно больше киевлян смогли посмотреть эту замечательную постановку. А потом Кишинев встретил наш театр... огромными афишами нового художественного фильма «И один в поле воин» по очень популярному в те годы роману. И вот ведь беда: спектакль по этой книге был гвоздем репертуара брянского театра. Кошмар! Трагедия!? Ничуть не бывало! Молдавский зритель из двух постановок выбрал не кино, а театр... брянский театр! Это, знаете ли, дорогого стоит.
Несколько позже многие брянские театралы после выхода фильма «Гусарская баллада» Рязанова с пеной у рта доказывали, что наша актриса Скарга ничуть не хуже Голубкиной из фильма, а уж в том, что Зайденберг в роли Ржевского намного интересней Яковлева в той же кинороли, не сомневался никто. Да что там говорить! Я сам не сразу принял фильм Козинцева «Король Лир» — так сильно было детское впечатление от брянского спектакля, который был совсем иным.
А какие детские спектакли шли на брянской сцене! Пользуясь положением (родители были работниками театра) я десятки раз смотрел «Два клена», «Аленький цветочек», «Димку-невидимку», «Чипполино» и много чего еще. С детских лет я полюбил театр, и эта любовь осталась со мной навсегда.
В те годы известные провинциальные артисты приезжали проситься в брянскую труппу. Какие имена! Заслуженные артисты РСФСР Акопян, Пухляков, а также Кондратьев, Каплун, Дагмар. Под руководством Энгелькрона состоялись Гермацкая, Бабаев, Лисовский. Большой успех и звания пришли и ним позже, когда Сев Михалыча уже не было, но все они помнили Мастера, который их сделал.
Энгелькрон создавал не только артистов. Зачастую он создавал и авторов. Пьесы до того безвестного брянского драматурга Козина пошли по театральным подмосткам страны с легкой руки Энгелькрона. Или. В киевском военном округе служил некий генерал Рачада. Что его подтолкнуло к письменному столу, неизвестно. Пьесы он писал слабенькие, вторичные, но что-то режиссер в них разглядел, поставил так, что они стали не только гвоздем сезона, но и пошли в других театрах. Частые гастроли по Украине и Молдавии сделали Брянский театр широко известным и любимым в этих республиках. Я сам был свидетелем шумного успеха наших артистов. Кстати, именно там из наших спектаклей сделали популярные телеверсии.
В чем сила энгелькроновских постановок? В те годы я был мал и над этим вопросом не задумывался, просто смотрел спектакли, забывая обо всем, так захватывало увиденное. Моя знакомая девочка говорила, что, сидя рядом со мной в зале, можно не смотреть на сцену, все написано на моем лице. Да и не только я, а весь зал сразу погружался в происходящее на сцене. Только раздвигался занавес, еще не произнесено ни одного слова, а зал взрывался аплодисментами. Это были аплодисменты художнику Григорьеву.
До сих пор перед глазами стоит задник — гроза и буря в «Короле Лире». Гром, вспышки молний, ураганный ветер, гнущий деревья. Еще актер не вышел на сцену, а ощущение ужаса уже проникает в зал.
А театральные шумы! (магнитофонов в те годы не было). Все действо было буквально наполнено ими: гром, завывание ветра, шум ливня. Мой отец, помощник режиссера, отвечал за эту часть представления. Так что я прекрасно знал, как все это делается, и тем не менее, сидя в зале, забывал, что это мой папа крутит ручки диковинных театральных машин. Я верил в настоящую бурю, я ее видел и чувствовал.
Энгелькрон был мастером широких и ярких режиссерских мазков, умел создавать на сцене незабываемые по воздействию на зрителя эпизоды. Но все-таки главная его сила была в точной психологической разработке характеров персонажей. В итоге даже слабый актер на сцене смотрелся убедительно, а уж сцены с поистине великими артистами (представьте себе, работали на брянской сцене такие) воздействовали на зрителя буквально гипнотически. Чего стоит сцена Гермацкой и Пухлякова, когда старшая дочь Лира ослепляет старого слугу. У меня, мальчишки, мало что понимающего в шекспировской философии, буквально замирало сердце от сопереживания, а когда Лир умирал в финале спектакля, я плакал, не успевая вытирать слезы. Да разве я один?
Значительно позже, взрослым, я по каким-то своим делам заскочил в театр и за кулисами наткнулся на Гермацкую, Мария Павловна вместо «здрасте» с возмущенным удивлением сказала: «Володя, вы же театральный человек, как вы могли войти за кулисы в шапке?» Я покраснел, как говорится, до корней волос. Забыл! Такое в старом театре было немыслимо. Здесь люди не работали, здесь служили искусству.
Уже давно у входа брянских театров не спрашивают «лишний билетик», а ведь было время, когда спрашивали, когда попасть на премьеру было почти невозможно. Премьерный зритель в те времена был категория особая... Театралы! В премьерном зале все знали друг друга, по крайней мере в лицо. Это была особая каста брянских жителей. Они раскланивались при встрече на улице, обменивались впечатлениями от увиденного на сцене. При этом социальный статус собеседников совершенно не имел никакого значения. О вчерашней премьере могли разговаривать известный в городе врач Тейф и моя соседка штукатур тетя Мотя.
Тетя Мотя у нас на Чермете была фигурой заметной. Высокого роста с богатырскими плечами и сильными крепкими руками. Она работала на стройке и практически не вылезала из своей заляпанной краской, цементом и побелкой спецовки. Но иногда она снимала спецовку, делала модную тогда прическу «под Шульженку», надевала свое единственное панбархатное платье ярко-зеленого цвета, огромные янтарные бусы и, взяв под руку мужа, который едва доставал ей до плеча, отправлялась в театр, на премьеру.
Тетя Мотя была театралка. Она лично знала всех артистов. Театр она любила самозабвенно и могла часами, забросив на время все дела, обсуждать новый спектакль, игру актеров. Если в новой постановке было два состава исполнителей, тетя Мотя, как все истинные театралы, смотрела оба варианта.
К слову, театралы в ту пору обязательно смотрели оба состава, чтобы потом иметь возможность сравнить и оценить. Даже самому не вериться, что было такое время.
Владимир Бизюкин