Страницаимперия

XVIII век МАЛЬЦОВСКАЯ   ИМПЕРИЯ. СТРАНИЦЫ   СТАРИНЫ   ГЛУБОКОЙ. БРЯНЩИНА.

ДЯТЬКОВО - МАЛЬЦОВСКАЯ ИМПЕРИЯ

 В глубине веков начинается ратная слава нашего края. На гербе древнего русского города Брянска изображена пушка с ядрами. И это, конечно, не случайно. За свою историю, начиная со времен нашествия татаро-монголов, Брянск пережил множество осад и сражений, многократно высылал он свои дружины и в иные земли. Как не вспомнить великую битву за землю Русскую на Куликовом поле, битву, начавшуюся поединком брянского воина Александра Пересвета. Немалый вклад в историческую победу в этой битве внесла и вся брянская дружина.

 Но славится наш край не только храбрыми воинами. В разные века здесь и пушки делали, и боевые суда, и другое воинское снаряжение (что, кстати, тоже имеет прямое отношение к выбору символики для герба). Умело делали и то, что нужно для защиты, и то, чем жив человек, чем приближался к нашему просвещенному и индустриальному времени.

 Волны крупных исторических событий прокатывались по этой земле и в последующие века, когда невдалеке от Болвы, в леоном массиве северо-западнее Брянска, уже существовало еще одно поселение — Дятьково. Ведь здесь проходила дорога на Москву. А на белокаменную столицу земель русских точило зубы немало завоевателей. И на земле этой оставили следы и польские легионы (в деревне Большая Жукова, например, сохранились захоронения польских охотников до чужого добра), и войска Наполеона, и полчища Гитлера.

 До недавнего времени считалось, что история Дятькова начинается с закладки здесь в 1793 году хрустальной фабрики. Есть разные толкования происхождения самого названия «Дятьково». Вот как, например, пытается объяснить его Вас. Петрищев в очерке «Обновленный город»Ч «...Сюда в XVIII веке пришли купленные хозяином завода Иваном Мальцевым украинские «дядьки», как прозвали их местные жители... И выросло село, которое назвали «Дятьково» от слова «дядьки». Увы, это не так. Дятьково, как и многие другие села и города этого края, относится к поселениям более древнего происхождения. Обратимся к писцовым книгам, хранящимся в центральном Государственном архиве древних актов.  Самое раннее упоминание Дятькова, которое удалось обнаружить, датируется 1626 годом.

 Там содержатся и сведения о том, что представлял из себя пращур нынешнего города. В делах поместного приказа читаем: «Дер. Дятьково на речке на Шумоветке, а в ней крестьян: двор Андрюшка да Ивашка Ивановы дети Вашутина, да племянник их Ивашко Федоров сын Дудин; двор Демидко да Михейко Игнатовы да с ними живет Васька Мишуков; двор Федька Истомин с Савком Федоровым. Да бобылей: двор Неустройка Сазонов с Огалком Степановым; двор пуст Демидко Игнатова, а Демидко бежал безвестно... И всего село да деревня (село — Любышь, деревня — Дятьково. — Прим. авт.), а в них двор людской (помещичий. — прим. авт.), девять дворов крестьянских, а людей в них двадцать два человека, пять дворов бобыльских, а людей в них десять человек, четыре двора пустых, четыре места пустых...»*.

Из этого документа мы узнаем, сколько у них было пашни, сколько «перелогу» (то есть, отдыхающей зем­ли), что означает применение севооборота. Вокруг посе­ления была дубрава, «черный» лес и бор. «По дубраве стояло сена «двадцать колен», было там «бортное ухожье», то есть собирали мед. Но не только для себя. Бортничест­вом занимаются, читаем мы в документе, «крестьяне Ивашко Вашутин с товарыщи, а оброк платят в Боль­шом Дворце (Дворец большого приказа в Москве. — Прим. авт.) полпуда меду на год, а с меду пошлины по государеву указу».

В писцовой книге сказано, что деревня Дятьково была приписана к селу Любышь, они принадлежали вотчиннику Афанасию Алексеевичу Зиновьеву. Хозяева крестьянских дворов, в отличие от бобылей, занимались хлебопашеством: в основном сеяли рожь, овес и ко­ноплю, так как последняя являлась крайне необходимой культурой в условиях полунатурального крестьянского хозяйства того времени.

Здешняя земля, по своей структуре преимуществен­но песчаная и глинистая, никогда не отличалась плодо­родием. И в благоприятные годы она давала скудные урожаи. А ведь нужно было отдать какую-то часть вот­чиннику-хозяину, часть оставить на семена. Сенные угодья принадлежали все тому же вотчиннику, и за се­но тоже нужно было платить.

Нищенской была жизнь тогдашнего крестьянина, убогим был быт. Наспех сколоченная лачуга топилась по-черному, а в окнах — бычьи пузыри вместо стекол, к избе вплотную примыкал хлев. Не случайно на одну такую деревушку «пять дворов бобыльских... четыре двора пустых, четыре места пустых...» Бобыли земли не имели и занимались главным образом охотою на бобров, которые обитали по малым речкам и по Болве (о чем упоминается на страницах этой же писцовой книги), рыбной ловлей и, как уже отмечалось, бортничеством, которое не требовало существенных затрат и велось самым 'примитивным образом. У каждого хозяина-бортника было в лесу «ухожье» со своими бортными  знаками, по которым они учитывались и платили соответствующий оброк.

 Пчелиные ульи — отрезки дерева с выдолбленной сердцевиной — устраивали на деревьях. Делались ульи и в дуплах деревьев. Чтобы отпугнуть медведей, этих мохнатых лакомок, на деревьях перед ульями подвешивали качающиеся деревянные чурбаки, придумывали и другие хитроумные приспособления. Здесь уместно будет сказать, что от тех далеких времен, когда процветало бортничество, и сейчас еще в обиходном разговоре стариков-дятьковчан можно услышать: «борть», «бортевая сосна» и так далее.

 Незавидной была участь крестьянина-хлебороба, но бобылям, не имевшим земли, жилось еще тяжелее, так как они не только платили полагавшийся оброк с того или иного промысла, но и должны были покупать все, начиная с хлеба и кончая холстом на рубаху. И потому не мудрено, что, как говорится в писцовой книге, «Демидко убежал безвестно...»

 Задавленные нуждой и бесправием, более решительные по характеру люди нередко уходили в непроходимые брянские леса, объединялись в разбойничьи ватаги, из которых одни селились и ватажничали в районе Жиздры, как писал историк Костомаров в своей исторической хронике «Кудеяр», другие обитали в лесных чащобах в окрестностях Ивота, Дятькова, Слободища...  Эти разбойничьи ватаги своими лихими набегами держали в постоянном страхе царских слуг всех чинов и званий, равно как и купцов-толстосумов.

 Вот как выглядели эти места, затерянные среди дремучих лесов, в царствование Михаила — первого царя из династии Романовых. Но уже недолго -суждено было оставаться этим местам укромными, промышленный шум приближался к издревле медвежьему углу. Реки, обилие лесов и богатства земных недр создавали условия для промышленного развития нашего края. Водные пути вели на юг и на северо-восток: Болва и Десна соединяли с Киевом и со всем югом, а Жиздра и Ока вели к Москве и Нижнему Новгороду.

 По Болве сплавляли лес, гнали плоты с углем, который выжигали в ее окрестностях, переплавляли бересту, лыко, смолу, овчины, кожаные товары, рогожи, корыта, пеньку, ободья, парусину, канаты, а со временем и чугунное литье, фаянсовую посуду... Часть товаров попадала на знаменитую Свенскую ярмарку3, куда съезжались купцы даже из заморских стран. Вверх по рекам доставлялись хлеб, поскольку местное земледелие из-за неплодородия почв было развито недостаточно, а также соль, солонина, фрукты, вино и другие товары.

 Начиная с первой четверти восемнадцатого столетия, на базе исконных народных промыслов и опыта местных рудознатцев и умельцев здесь стали быстро подниматься заводы и фабрики. Со временем в пограничных районах нынешних Брянской и Калужской областей сложился фабрично-заводской округ, получивший название Мальцовского, по фамилии хозяев, крупных помещиков и промышленников. Но Мальцевы были не первыми землепроходцами-промышленниками в этом крае— в северо-западной части Брянщины. Еще в первой четверти восемнадцатого столетия на речке Бытошевке, притоке Ветьмы, был построен железоделательный завод, получивший название Петровского.

 Вскоре к этим местам стали присматриваться крупные промышленники. Погоня за освоением нового выгодного района полна драматических ситуаций. Калужский купец Золотарев с сыном Петром, в компании с купцами Михаилом и Иваном Фалеевыми, имевшими до этого свои мануфактурные заведения в Калуге, в 1744 году покупают землю у лейтенанта флота «Лопухина и начинают строить «Песоченский верхний доменный молотовый завод». Но так как они оказались несостоятельными должниками, <в сентябре 1746 года строившийся завод перешел в руки барона Строганова, который в 1749 году продал его А. А. Гончарову. Это был опытный промышленник. Вначале Гончаров занимался исключительно торговлей, а затем, накопив достаточное состояние, значительную часть средств вкладывает в полотняную промышленность. Продукция его полотняных заводов приносила солидные доходы. По словам самого Гончарова, на него "трижды падал золотой дождь", вызванный выгодной рыночной конъюнктурой.

            Гончаров начинает ускоренными темпами развивать металлургическое производство. В 1750 году южнее Песочни, в пределах Брянского уезда, на купленной им ранее у Апраксина земле, строит Радицкий чугунолитейный завод. А еще через два года у речки Песоченки, почти у самого впадения ее в Болву, ставит молотовый завод. В 1755 году получает разрешение на строительство Любохонского чугунолитейного завода.

Здесь небезынтересно будет заметить о тех ухищрениях, к каким прибегали промышленники, опасаясь конкуренции. Прежде чем построить Любохонский завод, Гончаров три года судился с владельцами Бытошского доменного и молотового завода, построенного в 1752 году братьями Мосоловыми, они всячески противились постройке Любохонского завода Гончаровым, доказывая, что «от прудовой воды им копать руды никак невозможно». Хотя Любохна от Бытоши находилась на расстоянии 25 верст.

В то же самое время другой не менее крупный заводчик Никита Демидов покупает деревню Людиново4 у помещика Бутырлина и 31 декабря 1755 года ставит на речке Ломпади Людиновский чугунолитейный завод. Демидовы, казалось, укоренились здесь прочно: сначала завод перешел по наследству к сыну Никиты Демидова, потом к внуку. Тот в 1795 году построил Сукремльский молотовый завод, а затем при нем доменную печь. К моменту появления Мальцевых в этом районе действовало восемь металлургических заводов. Но вскоре всю политику здесь станут определять именно они, Мальцевы.

ФУНДАМЕНТ

Порвав сношения с Ганзой5, Петр I в 1710 году именным Указом повелевает завести заводы для изготовления хрустальной посуды и зеркальных стекол. В фондах Мануфактур-Коллегии есть документ, в котором, в частности, говорится: «...Понеже его Величество прилежное старание имел о распространении в Империи Российской к пользе общего блага и пожитку подданных, повелел учредить разные мануфактуры и фабрики, какие в других государствах имеются, всякие иные курьезные художества в Империю Российскую вводить, особливо такие, для которых материалы в Российской Империи найтиси могут, и тех людей, которые оные мануфактуры, и фабрики производить похотят, какого б чина и достоинства не были, надлежащими привилегиями снабдить, в службы не выбирать, и постоев на дворах их не ставить, а обид и налог не токмо самим чинить, но и от других по всякой возможности охранять, сде­ланную на фабриках всякую посуду и оконишные стек­ла продавать им в России или где пристойно с убавкой против заморского».

Тут, видимо, будет уместным коснуться родословной стекольного дела.

Не известно нам имя человека, впервые получивше­го стекло. Гай Плиний Старший, ученый античного ми­ра, описывает это так. Однажды финикийцы во время отдыха на берегу моря разложили костер. Чтобы пламя не задувал ветер, обложили кострище кусками соды. Утром, разгребая золу, обнаружили чудесный слиток, напоминающий по цвету морскую волну: случайно сое­динившись при высокой температуре, песок и щелочь превратились в стекло.

Археологи находят изделия из стекла, которым бо­лее пяти тысячелетий. Мастера Древней Руси тоже вла­дели секретом изготовления этого поистине чудесного материала. По утверждению специалистов, в XI—XII столетиях стеклоделие достигает здесь высокого расцве­та, значительно опередив уровень его в других высоко­развитых странах Европы.

Изделия древнерусских мастеров встречаются и на нынешней Брянщине. При раскопках городища «Собор­ная гора» в Трубчевске, например, обнаружены стек­лянные цветные браслеты, среди украшений жительниц древнего Вщижа были стеклянные бусы. Археологом Ф. М. Заверняевым найдены осколки стеклянных изде­лий XI—XII веков при раскопках Чашина Кургана в Брянске.

О высоком искусстве древних русских мастеров рас­сказывают монументальные мозаичные композиции в Софийском соборе в Киеве. При раскопках древних собо­ров Чернигова обнаружены осколки многоцветных пла­стинок, которыми некогда были выложены полы.

«До недавнего времени, — пишет искусствовед Го­сударственного института стекла Е. Рачук, — считалось, что стеклоделие на русской земле заглохло с середины XIII вплоть до начала XVII века (в связи с общим экономическим и культурным упадком, вызванным татаро-монгольским нашествием. — Прим. авт.). Однако новые находки археологов позволяют уже отчасти заполнить досадный пробел в истории отечественного стекла. Так, под Новгородом учеными обнаружены изделия, относящиеся к середине XIV века. Совершенно неожиданной оказалась находка в Мангазее (дальнем русском торговом форпосте, существовавшем близ Таймыра в 1601—72 годах) тысячи фрагментов стеклянных изделий, среди которых — «штофы, разрисованные в русском стиле яркими эмалевыми красками» 7.

 По официальным данным, первый в России стекольный завод построен в 1635 году шведским специалистом Елисеем Койетом в деревне Духанино под Москвой. В 1669 году в селе Измайлове был сооружен казенный стекольный завод, а вскоре появились предприятия в Москве, вблизи Петербурга, в Киеве и других местах.  К началу XIX века стекольных предприятий было уже больше ста.

 На Брянщине около десятка населенных пунктов, в названиях которых есть слово «гута». Это значит, в них было когда-то стекольное производство. Если судить по названиям поселений, то делали в старину стекло в Новозыбковском, Клинцовском, Суземском, Унечском районах. Но не всегда, конечно, слово «гута» входило в название. Известно, например, что в 1709 году была поставлена гута в клинцовском селе Смолевичи. Примерно в это же время «скло» стали делать в деревнях Орликовка, Карповичи и других селениях. Есть сведения, что уже в начале XVII века действовал завод близ Карачева. К середине века на территории нынешней Брянщины действовали десятки гут. Стекло шло отсюда на Украину, в Москву и другие города. Но вскоре на смену им пришли более современные предприятия. На Брянщине этот процесс связан с фамилией Мальцевых.

 В соответствии с Указом Петра Первого, 11 февраля 1723 года Назару Дружинину — жителю Гжатской пристани и Сергею Аксенову — калужскому посадскому человеку разрешается завести стекольную и хрустальную фабрики в Карачевском уезде, в Красном Клину на наемной земле Введенского девичьего монастыря и в Можайском уезде. В следующем году они принимают к себе в «компанейщики» Василия Мальцова. Вскоре Назар Дружинин умирает. Его дети, по-видимому, большого интереса к фабричным делам не проявляли и «по полюбовному договору» свои части уступают Аксенову, который 10 февраля 1729 года Высочайшим Указом и определением конторы Мануфактурных дел становится главным содержателем хрустальных и стекольных фабрик.

 Что же касается Василия Мальцова, то он был, вероятно, умным купцом, умёл располагать к себе людей, потому что в 1730 году, после смерти Сергея Аксенова, по его завещательному письму, становится главным содержателем фабрик. В том же году он принимает в компаньоны своего брата Афанасия Мальцова — купца гостинной сотни города Рыльска и орловского купца Ивана Нагавкина. Афанасий Мальцов и Иван Нагавкин были, как видно, людьми тоже деятельными. Они привозят на можайскую стекольную фабрику квалифицированных немецких мастеров по хрустальному и стекольному делу и тем самым помогают Василию Мальцову поставить выработку хрусталя и стекла на высококачественную основу. Со своей стороны Василий Мальцов увеличивает штаты рабочих новыми людьми из безземельных крестьян.

 В 1743 году, после смерти брата, Василий Мальцов остается фактически полным хозяином, потому что второй компаньон большую часть времени проводил в Орле при своей торговле. Затем Мальцов добивается Сенатского Указа вообще об исключении Нагавкина из числа компаньонов ввиду того, что он «с 1731 г. в фабричных делах никакого участия не принимал и капитала в производство фабрик не вкладывал...»

 Расширяя свое стекольное производство, Василий Мальцов в 1745 году покупает в том же Можайском уезде сельцо Новое с крестьянами в количестве 200 душ, с пашнями, с лесом и с другими угодьями. Все это говорит о достаточных денежных накоплениях, которые позволяют ему не только купить сельцо Новое, но и начать тут же строительство новой хрустальной гуты.

 Когда Василий Мальцов «пришел в старость немалую», дело его продолжили сыновья. Василий получил стекольную фабрику в Карачевском уезде, Александр и Аким остались хозяйничать на Можайской фабрике, два других сына занялись торговлей.

 Но молодым можайским фабрикантам не повезло: в 1744 году императрица Елизавета Петровна повелела удалить заводы и фабрики от Москвы на 200 верст «для будущего сохранения около Москвы лесов».

 Александр Мальцев переносит в 1750 году свою фабрику в село Радутино Трубчевского уезда. А в следующем году он умер, и содержательницей Радутинской стекольной фабрики становится его вдова Евдокия Мальцева.

 Акиму не хотелось сниматься с насиженного места в можайском сельце Новом. Но в 1754 году сенат категорически приказывает Акиму Мальцеву снести его Новскую хрустальную и стекольную фабрику. В указе говорилось: «...И велеть все генерально уничтожить — имеющиеся на них наличные материалы в год переделать и более заготовлять не допускать и чтобы те фабрики в положенное то время были уничтожены, действа не имели и строение было снесено...»

 Часть хрустальной и стекольной фабрики из Можайского уезда купец переносит в село Радутино Трубчевского уезда, другую часть — во Владимирский уезд, а в помещении бывшей фабрики в сельце Новом устраивает полотняную парусную фабрику. Все изготовлявшееся на Невской фабрике парусное полотно отправлялось в Санкт-Петербург на оснащение флота.

 Словно предчувствовал Аким: не все перетащил в Радутино. В 1767 году там началось строительство казенного винного завода, и Мальцевым — Акиму и Евдокии — запрещают заготовку дров для их стекольных фабрик.

 Пока деверь хлопотал об отмене запрета, Евдокия время не теряла — купила у помещика Безобразова в Брянском уезде деревню Радицу с землей и со всеми угодьями. Челобитная Акима осталась без удовлетворения. Зато разрешение перенести фабрику в Радицу было дано. Но здесь у Мальцевых возникает новое препятствие: по недавнему указу люди недворянского происхождения не имели права как на покупку недвижимого имущества, так и на заведение фабрик.

 Оборотистые купцы стали хлопотать о дворянстве и добились своего. Но пока решалось дело о дворянстве, Евдокия и Аким учинили раздел своего имущества. То ли не поладили между собой, то ли смутил Акима неласковый прием в новых местах, он уехал отсюда, получив в свое владение хрустальную и стекольную фабрику во Владимирском уезде и парусную в Можайском.

 За Евдокией осталась хрустальная и стекольная фабрика в Брянском уезде. К ней же отошла и стекольная фабрика, находившаяся в Карачевском уезде, в Красном Клину на земле Введенского девичьего монастыря, ранее принадлежавшая третьему брату Акима и Александра — Василию Мальцову. Радицкая фабрика быстро росла. Но, надо полагать, дело это для престарелой Евдокии было хлопотным и обременительным. В 1788 году обе фабрики с людьми и со всем движимым и недвижимым имуществом Евдокия, не имевшая наследника по мужской линии, продала своей снохе Марье Васильевне Мальцовой.

 Марья Мальцова была осмотрительной и расчетливой заводчицей. Она постепенно присматривается, примеривается. Наконец, облюбовала место в лесной чаще, поблизости от деревушки Дятьково. И лес, и пески отменные, и вода — родниковые речки Ольшанка, Жировка, Белая, рядом Болва, по которой рукой подать и до Радицы и до Брянска. Не ушло от расчетливого глаза заводчицы и то, что в округе то там, то тут небольшие поселения, а это — рабочая сила.

 В  1793 году Марья Мальцова строит Дятьковскую хрустальную и стекольную фабрику. Отныне и навсегда была нарушена дятьковская патриархальная тишина. Заводчица смотрела далеко: в этом, мало освоенном районе есть где развернуться — там и тут удобные для плотин речки, пески и прочие условия. Уже в следующем году она заводит Бердовокую стекольную фабрику.

 Стекольные фабрики Марьи Мальцовой как по количеству рабочих, так и по объему производства были сравнительно мелкими предприятиями, и тем не менее не только приносили большие доходы, но и позволяли строить новые фабрики и вкладывать средства в другие мероприятия, как-то: покупка крепостных, приобретение новых земель, имений...

 Но главные капиталы она сосредоточивает в Дятькове и вокруг. В 1797 году в шести километрах от Дятькова, в деревне Чернятичи, строит фабрику, которая после того, как Чернятичи «перенесли» в Дятьково, стала именоваться Старской (как построенная на старом месте).  Через три года недалеко от деревни Старь возводится Знеберская стекольная фабрика.

 Так Марья Мальцева, став у кормила Брянской и Владимирской групп хрустальных и стекольных заводов, заложила фундамент Мальцовской промышленной «империи». Это была энергичная, деловая женщина.  Оставшись после смерти мужа с семьей из пяти человек, она не только сумела удержать в своих руках все фабрики, купленные и перешедшие к ней по наследству, но и значительно расширить стекольное производство.

 Та легкость, с которой оно развивалось, обусловливалась, конечно, и простотой устройства стекольных заведений, наличием сырья, дешевым крепостным трудом. Все это делало стекольное производство доступным и выгодным, а большой спрос на стекольные изделия и удобные водные пути позволяли Марье Мальцовой сбывать продукцию далеко за пределами своего района, что приносило ей огромные прибыли при относительно малых затратах.

 Что же собою представляли стекольные заводы Марьи Мальцовой? Приведем некоторые данные по Радицкой фабрике. В 1797 году здесь была одна гута с двумя печами по 4 горшка каждая. Фабрика изготовила за год листового стекла на 16151 рубль. В рапорте в Государственную мануфактур-коллегию заводчица доносила: «При Радицкой фабрике... состоит по последней пятой ревизии мастеровых мужска пола 142 души... из оных находится в хрустальных мастерах и подмастерьях 18 человек, хлопцев или мальчиков, которые принимают посуду — 16, рисовальщиков — мастеров и подмастерьев и учеников — 8, малевщиков-мастеров и учеников — 4, шлифовщиков-мастеров, подмастерьев и учеников — 14 человек, для делания оконничных стекол и зеленой посуды мастеров и подмастерьев — 32, роспущальников — 7, составщиков — 2, гончаров — 4, точильщиков — 3, кузнецов — 2, столяр — 1, у присмотру продажи товару 4 человека, в разных работах, принадлежащих к фабрике, и караулах — 6 человек» 8.

 Дятьковская хрустальная и стекольная фабрика была наиболее крупным заведением Мальцовой в Брянском уезде. В 1797 году она изготовила всей продукции на 52994 рубля. В этом же году было продано на 43876 рублей. На всех же предприятиях Мальцовой в этом году было изготовлено продукции на 226 тысяч рублей, продано на 175 178 рублей.

 Если судить по производственным отчетам Мальцовой, часть ее фабрик работала в убыток. Следуя трезвой предпринимательской логике, все убыточные предприятия должны быть закрыты, как не рентабельные.  Однако Мальцова на протяжении всей своей предпринимательской деятельности не только не закрыла ни одной из своих фабрик, а наоборот с каждым годом увеличивала их -число. Немало средств требовало и содержание огромного дома с многочисленной прислугой, а также воспитание и образование детей. Совершенно очевидно, что все ее производственные отчеты с их приходом и расходом были лишь юридической формой, за которой скрывался даровой труд крепостных.

 В течение многих лет несла Марья Мальцова мужскую ношу. Но годы брали свое. Все чаще она размышляла: кому из пятерых детей передать огромное заводское дело? Ни одну из трех дочерей она не готовила к предпринимательской деятельности. Правда, есть два сьна. Старший — Сергей — легкомысленный человек, ему, конечно, нельзя доверить миллионное состояние...  И в 1804 году Марья Мальцова передает все свои 10 фабрик младшему — Ивану, а остальным детям выдала равные денежные доли. Распределив таким образом свое огромное состояние, Марья Мальцова в конце 1804 — начале 1805 года уходит от предпринимательской деятельности навсегда. А Иван Мальцов — младший, став хозяином, открывает новую страницу в истории Мальцовских заводов и Дятькова.

 ПО   ПРАВУ  СИЛЬНОГО

 Став главным и единственным владельцем Брянской и Владимирской групп стекольных заводов, Иван Акимович Мальцов разворачивает бурную деятельность. С этого времени начинается неудержимый рост мальцовских владений: почти ежегодно совершается покупка заводов, строительство новых фабрик, приобретение новых имений, земельных участков и так далее.

 Интерес к заводскому делу И. А. Мальцов начал проявлять, по-видимому, еще задолго до официального вступления в права наследника. В отчетных ведомостях Марии Мальцовой за 1798 год мы уже встречаем его подпись: «По доверенности моей матери секунд-майор Иван Мальцов руку приложил...»

 Вообще же предприимчивая заводчица вначале определила сына на армейскую службу. В 1786 году четырнадцатилетним он был записан в службу вахмистром конной гвардии, через восемь лет выпущен в армию капитаном. Но уже в следующем году в чине секунд-майора увольняется из армии по болезни. Женился И. А. Мальцов на Капитолине Михайловне Вышеславцевой, которая в первом браке была замужем за Василием Львовичем Пушкиным (дядей Александра Сергеевича Пушкина). В этой связи любопытна переписка Василия Львовича с князем Голицыным. В письме от 6 февраля 1806 года, прося у князя Голицына заступничества, он, в частности, писал: «Жена моя, Капитолина Михайловна, желая выйти замуж за другого, разными происками через усердствующих ей посредников вынудила у меня письмо, которое, будучи в беспамятстве, я написал... Теперь духовная консистория, не знаю почему, требует меня к формальному суду...»9 В ответ на письмо князя Голицына викарий Августин отвечал: «...Светлейший князь, дело сие началось по формальному оной Пушкиной, обвиняющей мужа своего в нарушении к ней верности, которая подтверждается собственноручным письмом его, коим он признает себя нарушителем, так как он привязан к другой женщине, от которой никогда отстать не может...»10

 Брак К. М. Вышеславцевой с И. А. Мальцевым был скорее всего продиктован меркантильными соображениями, нежели истинной любовью. Капитолина Михайловна по своей природе была женщиной легкомысленной и тщеславной, а Иван Акимович к тому времени являлся уже крупным заводчиком. В 1806 году развод с В. Л. Пушкиным был оформлен, и в том же году Вышеславцева становится женой Мальцова. У Ивана Акимовича и Вышеславцевой было трое детей. Иван, родившийся в 1807 году, служил чиновником архива при коллегии Министерства иностранных дел, он умер 28 лет.  Мария, 1808 года рождения, стала женой графа Павла Николаевича Игнатьева, впоследствии ставшего председателем комитета министров, членом государственного совета. О сыне Сергее, родившемся в 1809 году, еще будет речь впереди, ибо он — продолжатель дела отца-заводчика.

 Итак, став владельцем Брянской и Владимирской групп стекольных предприятий, свою заводскую деятельность в Брянском уезде Иван Акимович начинает строительством Ивотской стекольной фабрики в 1805 году. Своей будущей «столицей» он определил Дятьково.

Мальцов подает в синод прошение о постройке здесь церкви. С завершением ее строительства в 1810 году приход из села Спасского (ныне деревня Латышевка) переводится в Дятьково. С этого времени оно стало именоваться селом.

 Таким образом Дятьково становится центром мальцовских предприятий. Там была построена главная контора по управлению всеми заводами, одновременно строится двухэтажный деревянный господский дом.

 Впрочем, наступление новый хозяин повел не только в брянских дебрях. Он не желал слыть провинциальным заводчиком. И еще за год до постройки Ивотской фабрики Мальцов ставит дом на Якиманке в Москве, одновременно покупает дом на Сретенке в Варсонофьевском переулке. Последний становится главной квартирой Мальцевых в Москве.

 Причем принимали там не только знатных вельможи деловых людей. Владельцев этого дома хорошо, например, знал Александр Сергеевич Пушкин. ан. Яцевич в книге «Пушкинский Петербург» пишет: «...Он часто бывал здесь у племянника Ив. Аким. Мальцова, с которым Пушкин был связан добрыми отношениями...»11 Речь идет о Сергее Сергеевиче Мальцове, впоследствии магистре философии Дерптского университета. Дело в том, что после смерти своего брата Сергея Акимовича Иван Акимович взял к себе на воспитание двоих его детей — Сергея и Ивана.

 И если Пушкин был «связан добрыми отношениями» с Сергеем, то с его братом Иваном Сергеевичем Мальцовым вел дружбу другой большой русский поэт — Александр Сергеевич Грибоедов. Он тоже бывал в этом доме. О близких отношениях Грибоедова к мальцовскому дому свидетельствует и такой факт, как одолжение Грибоедовым у Ивана Акимовича 15 тысяч рублей.

 Надо полагать, что дружба больших поэтов с этим домом была весьма относительной. История рода Мальцовых говорит о том, что если кому из них и были свойственны «порывы юности мятежной», то очень ненадолго. Иван Сергеевич, например, с которым был в дружбе Грибоедов, в молодости пробовал свои силы в литературе, однако потом стал крупнейшим капиталистом — владельцем стекольных заводов, размещавшихся в пяти губерниях России, а также многочисленных имений — у него было многомиллионное состояние.

 Впрочем, их объединяла и дипломатическая стезя. Как и А. С. Грибоедов, И. С. Мальцов в то время состоял на службе в Министерстве иностранных дел. В 1828 году вместе с А. С. Грибоедовым он был командирован в качестве старшего секретаря посольства в Персию. Как известно, для полномочного посла русского правительства и других членов посольства эта миссия завершилась трагически: 11 февраля 1829 года толпа фанатиков-мусульман разгромила посольство. Правда, И. С. Мальцов остался в живых и заслужил потом от персидского шаха золотой орден Льва и Солнца, а также право беспошлинной торговли хрустальными изделиями в Персии.

 Деловая струнка, умение извлечь выгоду в любой ситуации были характерны, пожалуй, для всего семейства Мальцовых. Если предшественники Ивана Акимовича видели наиболее выгодным хрустальное и стекольное дело, то он активно ищет и другие прибыльные отрасли. Одна из них—производство сахара из свеклы.

 Первые свеклосахарные заводы в нашей стране появились «почти одновременно в селе Алябьеве Тульской губернии (в 1802 году) и в деревне Верхи, невдалеке от нынешнего города Фокино, в мальцовских владениях (в 1803 году). По утверждению некоторых авторов, еще до завода в Верхах был сооружен сахарный завод в Любохне. Литератор В. И. Немирович-Данченко, например, в книге «Америка в России» (так он назвал Мальцовскую «империю», побывав здесь" в начале восьмидесятых годов прошлого века) пишет:

 «Первый сахарный завод в России был выстроен отцом нынешнего Мальцова в Любохне, в одно и то же время с Наполеоном, вводившим это производство во Франции. В Киеве поставлен памятник Бобринскому, как основателю этого дела, тогда как Бобринский приезжал сюда учиться ему у Ив. Аким. Мальцова. Мальцов же уговорил его купить для этого имение в Смеле, на юге...»12

 Как сообщает Большая Советская Энциклопедия, первый русский сахаро-рафинадный завод, работавший на привозном тростниковом сахаре-сырце, был построен в Петербурге в 1719—1720 годах. Сахар пришелся по вкусу. Правительство определило ряд льгот для добытчиков этого ценного продукта. Были установлены, например, запретительные ввозные пошлины на сахар, вывоз же его за границу поощрялся: обложение пошлиной было исключено. Таким образом поддерживалось отечественное производство. Традиция, идущая от Петра Первого.

 О том, что сахар можно добывать из свеклы, обнаружилось в XVIII веке. Однако и на родине этого открытия — в Германии, и в России производить сахар из сладкого корня стали лишь в начале следующего века. И за это прибыльное дело, как уже отмечалось, энергично взялся И. А. Мальцов. Организовав свекловичные плантации рядом с сахарным заводом, капиталист получал дешевое сырье. Отходов практически не было, потому что,  как мы теперь выражаемся,  обеспечивалось комплексное  использование  сырья.    Делали  не  только сахар, а и патоку, ее перегоняли на  спирт и так далее.  «При этом должно принять во внимание, — писал И. А. Мальцов в  1822 году о своем заводе в Верхах, — что 9.000 пудов выжимок могут прокормить самым высококачественным кормом 25 коров, которые в то же время удобряют 7 десятин земли» 13.

 Этот человек, оставивший о себе славу хитрого дельца и жестокого эксплуататора, был неутомимым пропагандистом сахарного дела. Он выступал на заседаниях Московского общества сельского хозяйства и в печати, в 1827 году опубликовал в «Земледельческом журнале» проект постройки сахарного завода, которым потом многие воспользовались. На Бутырском хуторе в Москве построил небольшой опытный сахарный завод, где практиковались учащиеся земледельческой школы.

 В 1826 году заслуги помещика и заводчика были увенчаны золотой медалью и избранием его почетным членом Московского общества сельского хозяйства. А еще через одиннадцать лет комитет сахароваров решил «с изъявлением признательности к первым сахароварам в России портрет Ив. Аким. Мальцева сохранить навсегда в зале собрания комитета и общества сельского хозяйства»14. (В настоящее время портрет находится в фондах Исторического музея.)

 В списке заводов и фабрик И. А. Мальцова за 1849 год значится пять сахарных заводов: Любохонский, Верховский, Людиновский, Устовский, Епишевский. Из документов следующего года узнаем еще о двух — Сосновском и Крапивинском (Жиздринский уезд). К 1857 году в хозяйстве Мальцева было девять сахарных заводов. На них вырабатывалось 27.950 пудов сахара в год. Увеличивая производство, заводчик активно расширяет свои владения. В 1815 году он покупает имение у князя Друцкого-Соколинского в Рославльском уезде Смоленской губернии, 5414 десятин земли и 225 крестьян. В этом же имении значилось село Епишево. Там он поставил сахарный и винокуренный заводы, а также господский дом. Сельцо Прыщи хозяин отвел под стекольный завод. Через три года Мальцов покупает имение у княгини Львовой, на этот раз в Жиздринском уезде Калужской губернии. Новое приобретение — два села и три деревни со 130 ревизскими душами. Все эти сделки требовали денег. Богат был Мальцов, но и он не обходится без займов. В числе его кредиторов — князь Волконский (1816 год), крупный заводчик Демидов (1820 год).

 Чувствуя, что разрастающимся хозяйством трудно управлять, а в новом заводском районе есть где развернуться, в 1817 году Мальцов продает Владимирские стекольные оабрики своему старшему брату Сергею Акимовичу. Деньги ему были нужны для новой, небывало крупной операции. В 1820 году Мальцов купил у Петра Евдокимовича Демидова Людиновский и Сукремльский чугунолитейные заводы.

 «...продаю я, Демидов, секунд-майору Мальцову, — говорилось в купчей, — Людиновский и Сукремльский чугунолитейные заводы с принадлежащими к ним деревнями — Курганье, Еловки, Бобровки и Куявы, с полотняным Людиновским заводом, а также с двумя винокуренными Курганским и Приболвинским со всеми заводскими заведениями, как-то: господским, заводским, крестьянскими каменными и деревянными домами и всякого рода заводскими материалами, припасами, с рудниками для добычи руды, с мукомольными мельницами, с дворовыми и рабочими людьми, принадлежащими мне по праву дворянства. Вместе с оными продаю земли по планам находящиеся в разных селах, деревнях, отхожих пустошах и дачах...»15

 Так в истории мальцовского промышленного производства было положено начало металлургическому делу.

 Как уже отмечалось, в эти годы Мальцов активно развивал свекло-сахарное производство. Но и этого было мало. В голове помещика и заводчика зрели новые грандиозные планы. Освободившись от владимирских заводов, он стал прицеливаться к еще более  отдаленным местам.

 В 1828 году Мальцов покупает в Симеизе первые 30 десятин земли и на значительной ее части разбивает виноградники, плантации олив, фруктовые сады и так далее. Одновременно строит здесь завод для переработки винограда на десертные вина и огромный винный подвал16.

 Как убедимся ниже, заводчик искал не только новые выгодные производства, а и рынки сбыта уже выпускавшейся продукции. П. И. Киппен в исследовательской работе «Об успехах виноделия на Южном берегу Крыма» пишет: «...Водворение в Крыму секунд-майора Ив. Аким. Мальцова есть одно из приятнейших и полезнейших приобретений. Не то для нас важно, что он успел уже посадить около 85000 виноградных лоз, но учредил в Симеизе магазин железных и чугунных изделий, стекла и т. д., что ныне служит    большим облегчением для новых, трудолюбивых поселенцев Южного берега...  Здесь продаются чугунные и печные приборы, стеклянная посуда, разные орудия, нужные для обработки земли, рогульки для окапывания виноградных лоз, а также чугунные колеса к тачкам, топоры, гвозди и пр. Учитывая большую потребность местного на/селения/в продуктах питания, господин Мальцов завез в свои магазины и некоторые съестные припасы, как-то: муку, постное масло, крупу, сало и другие товары... Продукты и другие изделия Мальцовских заводов пользуются у местного населения  неизменным  спросом. Так,  например,  в  течение последней зимы только одной муки было продано татарам на несколько тысяч рублей...»17

 Репутация изделий Мальцовских предприятий была довольно    высокой.    Особенно    славился    хрусталь. В 1829 году в Петербурге была открыта первая публичная выставка   Российских   мануфактурных   изделий.   Члены жюри писали о Дятьковской фабрике, что «оная фабрика — первая, которая доведена до такой степени, что ежегодно употребляемые вещи не уступают    и    аглицким»18. Из отчета об этой выставке мы узнаем, что для высочайшего двора были куплены хрустальный графин и 12 хрустальных рюмок стоимостью в 95 рублей и хрустальная корзина в   633 рубля.    Мальцова    удостоили «Большой золотой медали». Было дано также Высочайшее позволение употреблять государственный герб как на вывеске, так и на изделиях».

 Мало сведений сохранилось о тех простых крепостных людях, которые, будучи безграмотными, забитыми нуждой и бесправием, своими искусными руками создавали эти шедевры и тем самым не раз прославляли наше Российское Отечество. Но вот свидетельство, выданное Мальцову орловским гражданским губернатором в связи с той же выставкой 1829 года. Приведем лишь ту его часть, которая касается непосредственно мастеровых: «...Заслуживает внимание искусство изобретения форм и цветов хрустальных изделий крестьянина Якова Петровича Орлова, а также составление хрусталя и цветных материалов крестьянином Петром Алексеевичем Муравлевым»19.

 Среди крепостных Мальцева были искусные мастера не только хрустального дела. В корреспонденции, помещенной в «Орловском вестнике», например, говорилось:  «В конторе Людиновского завода нам показали образцы чугунного литья  — чугунный горшок, разрезанный пополам, стенки которого немного толще, чем лист писчей бумаги, здесь же мы видели чугунные корзинки тонкой отливки»20. На Людиновском заводе работал мастер Каширкин, который был знаменит своим мастерством по изготовлению настенных часов для всего Мальцовского района. Пожалуй, тут уместно будет сказать о том, что был среди крепостных Мальцова    и свой поэт — Егор Алипанов. Родился он в 1801 году в Жиздринском уезде Калужской губернии. Отец его —  Ипатий    Алипанов— работал    плотником    при    Людиновском    заводе Мальцова. Егор Алипанов рано пристрастился к чтению книг. Лето он обычно работал с отцом на Людиновском заводе столяром, а зиму находился на службе у Мальцова в селе Зубцове, «у приема разных товаров». Его стихи  насыщены  поэзией   труда,   нередко  звучали   как песнь своему заводу. Эта тема была нова для русской лирики. Однажды стихи Алипанова прочли в столице, о нем заговорили, а через некоторое время   Егор Алипанов был отмечен Российской Академией «за похвальные в словесности упражнения», и, благодаря настоятельным хлопотам Академии, он получил у Мальцова вольную. Стихи Алипанова  выходили  несколько  раз  отдельными  изданиями. Так, в  1830 году в Петербурге    вышла    книга «Стихотворения    крестьянина    Егора    Алипанова»,    в 1832 — были изданы басни Егора Алипанова, печатались его стихи и в последующие годы. Умер Алипанов в большой бедности в середине 50-х годов XIX века.

 По законам конкуренции слабые вынуждены уступать дорогу сильному. Один за другим Мальцов скупает чугунолитейные заводы: в 1838 году — Любохонский и Радицкий, в следующем году — два Песоченских завода. Скупает вместе с деревнями, крепостными крестьянами, как говорилось в купчей на Песоченские заводы, «...со всеми землями, с лесами, рудами, сенокосными угодьями, заводским строением и прочими заведениями, находящимися при имении, а также с 5-ю мукомольными мельницами, с двумя пильнями, поташным заводом, суконной фабрикой -и с крестьянским хлебом, как наличными, так и в земле»21.

 Любопытная деталь: все четыре чугунолитейных завода в момент покупки были недействующими из-за истощения местных рудных запасов. Это значит, что можно было купить их за бесценок. Во владениях же Мальцова руд хватало.

 Скупив эти заводы, в 1847 году он закладывает еще один чугунолитейный завод — Ивано-Сергиевский.

 Такое усердие в развитии металлургического производства легко объяснимо: в стране разворачивалось строительство железных дорог, и потребность в металлах все возрастала. Ведь еще в 1841 году на Людиновском заводе Мальцов организовал производство рельсов для строившейся Николаевской железной дороги.  До этого года рельсы ввозились из-за границы. Но металл нужен был и для других целей. На заводах Мальцова производились паровые двигатели, насосы, торфяные машины, грузоподъемные механизмы, посудное литье, различные инструменты и так далее.

 Но такая активность в развитии других производств не означала ослабления внимания хозяина к стекольному и хрустальному делу. Вот что писал в 1832 году сборник «Российская статистика» о дятьковском хрустале: на фабриках И. А. Мальцова «вырабатываются вещи самые дорогие, огромной величины, с богатой гранью и резьбою до самых простых дешевых, обыкновенно в хозяйстве употребляемы»22.

 Нынешний Дятьковский хрустальный завод соревнуется с Гусевским, с тем самым, что во Владимирской области. Между тем соревнование это, хотя, разумеется, и на совершенно другой основе, было и в те далекие времена. И вот что любопытно.

 На Гусевском заводе была заметна тяга к различным «диковинкам». Там сделаны были, например, часы, все детали которых из хрусталя. Или миниатюрный бокал, размером с орех, на котором выгравирован Георгий Победоносец на коне. На Востоке бытуют кальяны — приборы для курения табака через воду. Хозяин Гусь-Хрустального И. С. Мальцов, по дипломатическим делай бывавший в Персии, привез оттуда серебряные персидские кальяны и приказал делать такие же из стекла.  Эту красивую диковинку покупали в Персии и в Бухаре.

 В Дятькове тоже делали немало уникальных вещей. Но направление творческой мысли было несколько иное. Как утверждает искусствовед Государственного института стекла Е. Рачук, «здесь продолжалась и культивировалась старинная — еще со времен Древней Руси — традиция русских стеклоделов — изготовление архитектурно-художественного стекла: и прессованных фасонных плиток, и штучных граненых изделий»23. В Дятьковском музее можно увидеть уникальные огромные подсвечники из трехслойного стекла. В 1838 году дятьковские мастера изготовили граненые балясины из хрусталя для Смольного собора. На Дятьковской фабрике умели комбинировать хрусталь с металлом. Делали сервизы в серебре, обрамляли изделия фигурными оправами из мельхиора и бронзы. «Восьмым чудом» называли убранство церквей в Дятькове и Людинове. Они были украшены хрусталем бесцветным и подложенным фольгой, из хрусталя были выполнены иконостас и престол.

 Но не диковинками в первую очередь снискали себе славу дятьковские мастера. Как говорилось в упоминавшемся выше сборнике «Российская статистика», «замечательны фабрики сии потому особенно, что даже вещи ежедневно употребляемые в домашнем быту, как-то: гладкие и с небогатой шлифовкой графины, стаканы, бокалы -и тому подобные так чисто, искусно и тщательно выделываются, что не уступают аглицким»24.

 В 1834 году на выставке в Москве слава мальцовского хрусталя была подкреплена еще одной золотой медалью.

 Дятьковский хрусталь высоко котировался на рынках и у нас в стране, и за рубежом, особенно в странах ближнего Востока. Но золотом оборачивалось для хозяина и обыкновенное стекло, производство которого наращивалось год от года. К 1839 году только три фабрики — Ивотская, Шумовская и Радицкая — давали в год 3311 ящиков стекла, то есть втрое больше, чем все стекольные фабрики Мальцева в 1815 году. И процесс наращивания неизменно продолжался.

 В 1849 году на заводах Брянской группы было изготовлено всей продукции на 413 тысяч рублей. К концу 1849 года Мальцовокие заводы достигли своего наивысшего уровня как по объему выпускаемой продукции, так и по числу действовавших предприятий, которых к этому времени насчитывалось свыше тридцати. Из этого числа 20 промышленных заведений относились к разряду крупных заводов. К этому же времени число крепостных, числившихся за Мальцевым, составляло 15114 душ.

 Заводчик позаботился и об облике своего «стольного» села. Описано оно в корресподенции И. Гайворонского25, посетившего Дятьково в 1827 году: «...проехав селения Бежичи, Чайковичи, Дарковичи, Слободище и Спасское, в двух верстах от центра Дятькова вы начинаете примиряться с человечеством: здесь по правую сторону ручья вы видите небольшую деревню Мальцева.  На речке прочная плотина с шлифовней. Вдали по прямому просеку усматривается зеленый купол церкви хорошего зодчества. Выехавши оным просеком на площадь к сей церкви, перед церковью находятся хорошо построенные дома духовенства. По левую сторону тянется ряд дворов самого селения, устройством своим показывают порядок и избыток. Вдали, близ бора, возвышается великолепный господский дом с прекрасною колоннадою и еще прекраснее бельведером. От дома вниз по течению речек взор теряется между селениями, шлифовальнями и мельницами... Близъ дороги, против главной конторы, дымится огромная гута, сахарный завод, кладовая, разные амбары, оранжереи и теплицы, сама фабрика состоит из длинного строения, в середине которого находится четыре печки. На трех из них производится работа, четвертая запасная, на случай ремонта.. »

 Быстрое развитие прибыльных производств, пополнявших новыми накоплениями громадные капиталы заводчика, позволяло ему не только успешно вести заводское дело, но и тратить немалые деньги на собственные прихоти. Выше уже говорилось, что у Мальцевых имелись два больших дома (в Москве и в Дятькове), не считая домовладений, находившихся при многочисленных заводах, имениях и хуторах. В 1837 году Мальцов приобретает дом в Санкт-Петербурге. История этого дома примечательна. В свое время он был подарен Екатериной II принцессе Брауншвейской Зельмире, у Зельмиры его купил швейцарский подданный Рибольер (наставник великого князя Александра Павловича). От Рибольеров дом перешел к Апраксиным, а от них - уже к Мальцевым.

 По свидетельству современников, это был огромный двухэтажный каменный дом с каменным мезонином в девять окон, с большим количеством жилых комнат, с многочисленной прислугой, со множеством всевозможных служб, пристроек и с большим садом. Все это требовало огромных средств на его содержание. Но расходы на крепостную прислугу в бюджете Мальцевых занимали очень незначительную часть.

 Мальцевы настойчиво пробивались в высшие слои светского общества. Званые обеды и шумные вечера часто устраивались в доме на Маховой, а обворожительная хозяйка дома «Капочка», то есть Капитолина Михайловна Вышеславцева, была душой избранного общества, пользовалась неизменным вниманием и симпатией.  Бывали в этом доме поэты В. А. Жуковский и Д. В. Веневитинов, историк М. П. Погодин и многие другие известные люди.

 Так Мальцевы, будучи выходцами из купцов, продолжали настойчиво расширять сферу своего влияния в обществе, уверенно утверждая свое положение в нем, быстро продвигаясь по иерархической лестнице, что впоследствии давало им право служить при дворе, получая чины и звания.

Иванин Н. А., Кошелев А. С.