Брянск. Федеральный закон запрещающий употребление матерных слов в театре, кино, литературе и СМИ

Вступил в силу федеральный закон запрещающий употребление матерных слов в театре, кино, литературе и СМИ. Закон вызвал неоднозначную реакцию в обществе. Вдобавок в тот же день Госдума совершила, пусть и неудачную, еще одну попытку корректировки языка — о запрете использования иностранных слов. Но должно ли государство вторгаться в процесс развития языка?

Введение особых запретов бессмысленно, потому что их со­блюдение невозможно толком контролировать. Даже если вы­пустить какой-нибудь стоп-лист слов, запрещенных для исполь­зования в СМИ и публичных вы­ступлениях, это никак не повли­яет на повседневное общение. Можно, конечно, потребовать, чтобы вместо «компьютера» все говорили «электронный вычис­литель», но кто и как будет кон­тролировать выполнение?

Официальный запрет не­обходим хотя бы потому, что в обществе на неформальном уровне он уже существует. Есть люди, которые принципиально не используют матерных слов, и свободное употребление та­кой лексики можно считать на­рушением их прав. Но тут надо думать, как это делать. Такими вот законами или на уровне общественного консенсуса, когда употребление бранных слов публичными персонами будет считаться дурным тоном, и с ними никто не будет иметь дела. На мой взгляд, путь об­щественного договора выгля­дит более сложным, но и более продуктивным.

С иностранными же словами все очень сложно. Порой труд­но найти грань между словами, которые имеют собственно сла­вянское («русское») происхож­дение и заимствованными. Вро­де бы, исконно русское слово «терем» на самом деле является греческим. Трудно найти разум­ные критерии, которые позво­лят нам отделить одно от друго­го. Какие слова запрещать? Те, которые попали в язык пять лет назад или десять? Или с момен­та вступления закона в силу? Но есть, например, профессиональ­ная лексика, где заимствован­ные слова составляют основу соответствующего специально­го языка. Это финансы, эконо­мика, информатика.

Если мы говорим о пись­менном, литературном языке, языке, который используется в СМИ, то здесь обсценную (матерную) лексику, действи­тельно, стоит ограничить. Но мат в большей степени устная традиция, а сфера уст­ного языка вообще с трудом поддается какому-то контро­лю и регламентации. Взять, например, такие области, как строительство или военное дело. Ситуация, в которой военные или строители пере­станут использовать мат, мне представляется полнейшей утопией. Не знаю, существу­ет ли в России хотя бы одно строение, которое было по­строено без мата

Между прочим, легенда о том, что мат пришел на Русь с татаро-монгольским заво­еванием не имеет под собой никаких научно подтвержден­ных данных. Есть гипотеза, что матерная лексика изначально была частью языческих обря­дов. К примеру, сербские кре­стьяне в ходе обряда вызова дождя, бросают вверх топор и произносят те самые матер­ные слова, корни которых мы с вами прекрасно знаем. Следы обсценной лексики скрываются даже в самых невинных выра­жениях. В детском заклинании «встань передо мной, как лист перед травой» изначально речь шла вовсе не о траве и листе, тем более, что мы знаем: лист не встает перед травой.

При этом языковое строи­тельство и языковое планиро­вание — важная часть госу­дарственной политики. В этой области какие-то нормативные акты необходимы. Если мы считаем, что какая-то грамма­тика, какой-то словарь явля­ются нормативными, и должны использоваться в СМИ и в шко­лах, то такие вещи должны ут­верждаться законодательными актами и правительственными документами. Но то, что мы ви­дим сейчас, это, на мой взгляд, просто   симуляция   политиче­ской деятельности.