Григорий Стафеев 

Исполнилось 100 лет со дня рождения (1916 −1994 годы) первого брянского исследователя творчества А.К.Толстого, литературоведа Григория Стафеева.

Два десятка лет назад произошло необычное: впервые в Брянске издана, пусть и небольшим тиражом книга воспоминаний о брянце. Сборник вышел благодаря усилиям вдовы писателя Антонины Никандровны, поддержке друзей и родственников. Два года Стафеева уговаривала, переписывалась, созванивалась с людьми, знавшими Григория Исаевича. Потом искала деньги.

В одном брянском издательстве Стафеевой отказали, зато не отказал литературовед и подвижник Парыгин, поделился тогда припасенной бумагой, не пожалел для друга. Родственники добавили что могли. И книжка вышла. В твердой обложке, на хорошей бумаге, со множеством иллюстраций. Здесь и воспоминания о Стафееве, и его письма, а в приложении — подборка статей Стафеева, кстати, весьма любопытных.

Любая человеческая жизнь достойна книги. Но почему, не считая редчайших исключений, мы так равнодушны к истории, которая вершится на наших глазах? Когда-то, лет сорок назад, я купил тонкую брошюрку Стафеева о замечательном земляке нашем Алексее Толстом. И удивился по молодости: «Надо же, в Брянске вышла интересная книжка, брянцем написанная!»

Но вот какая беда: не считали в Брянске литературоведов за писателей. И Парыгина не считали, и Стафеева, больше десятка книжек издавшего. В Союз писателей Стафеева так и не взяли, не сочли, так сказать, достойным. Любопытно, что отказали ему по причине, что он «не писатель». А те, ныне совершенно забытые, значит, ощущали себя настоящими писателями. Разве не забавно?

Хотя именно Стафеев очень давно вел литкружок при «Брянском рабочем». Это факт изумителен и, скорее. характеризует брянские кухонно-писательские нравы, чем позволяет по достоинству оценить то, что сделал Стафеев. А он «всего-то» вернул из забвения имя замечательного поэта — Толстого, в которого был удивительно и страстно влюблен всю жизнь.

Паустовский, думаю, из этой истории сделал бы повесть волнующую. Крестьянский мальчик из-под Почепа, из семьи беднейшей нашел старую книжку забытого поэта, графа и помещика, в советское время из учебников изгнанного классовым образом.

Мальчик никак не мог постичь справедливость классового подхода в поэзии, потому заучил книжку наизусть. Потом отправился в Красный Рог, «к Толстому», и обещал несправедливость устранить. И всю жизнь положил на устранение данной несправедливости.

Я перечитывал книжку о Стафееве, делал пометки и ловил себя на мысли: а остались ли еще такие? С подобной пылкостью чувств, с трогательной несовременной сентиментальностью. Его книжки о Толстом не только самые полные по фактам, но и самые восторженные.

Мне говорили, что маленький, полноватый Григорий Исаевич с необычной трогательностью относился к добродушному богатырю Алексею Константиновичу. И очень переживал, почему тот позволял строптивой Софье Андреевне собою помыкать. Обижался, в общем, за классика. Горевал, что по-мужски ничем не может ему помочь, — столетие пролегло между ними.

Но и столетие этой удивительной дружбе помешать не смогло. Стафеев подружился с Толстым во времена, когда тот все еще был «классово чуждым. Книжки Стафеева проходили в печать с великим трудом, как и идея о возрождении усадьбы писателя в Красном Рогу. Именно Стафеев вместе с архитектором Городковым начали эту идею пробивать. Потратили долгие годы, но сломили недоверие власти и общества.

Много горьких мест есть в книжке о Стафееве. По сути, Григорий Стафеев «ведал литературой» вопреки жизненным обстоятельствам. Он начинал, когда в Брянске еще не было университета. А когда педагогический институт наконец переехал из Новозыбковав Брянск, Стафеев оказался уже стар и «неподходящ» для этого вуза. В общем, сразу же более умные обнаружились там для заведования кафедрой русской литературы.

Так что работал Стафеев в школе, потом в институте усовершенствования учителей, потом преподавал язык и литературу в техническом вузе. По сути, как не пустили его «в настоящие писатели», так и в науку брянский ученый с российским именем, которого знали виднейшие литературоведы, сам Дмитрий Лихачев знал, простодушный Григорий Исаевич тоже пробивался, считай, с «черного хода». Вот и защитился он не у нас, а в Белоруссии.

У него кандидатская диссертация составила 800 страниц, когда для проформы хватило бы и обычных двухсот. Но как-то у Стафеева никак не выходило трудиться для проформы, неважно, о Толстом ли он писал, стихи ли сочинял в чем-то наивные, но удивительно искренние…

Может, когда-нибудь издадут предвоенную переписку Стафеева с будущей женой Тоней? 172 письма — молодой человек не боялся поверять листу бумаги свои чувства. Ах, не пишут больше так! Но как не отметить, что и Тоня, Антонина Никандровна, через войну письма пронесла и сохранила.

Давно интересуясь брянской историей, я подметил такую деталь: на странные бестелесные тени похожи, по историческим описаниям, наши предшественники. Чаше всего оказываются утерянными мелкие черточки, подробности быта — и уже кажется потом, что не люди, а некие механические машины, принимающие решения, предстают перед нами.

Хотя, конечно, было не так. Они любили, терзались, ошибались порой — жили полной жизнью. Просто, как обычно выходит, некому было записать, некому остановить холодную руку, сжигающую за ненадобностью связку пожелтевших писем. Слава Богу, что в случае с Григорием Исаевичем этого не случилось.

Юрий ФАЕВ