В деревне не надо было приучать к труду. Брянщина.

Римма ШЕВЦОВА: В деревне не надо было приучать к труду

Мой первый орден Трудового Красного Знамени я получила в 21 год в 1958 году. По-

чему мне тогда дали орден, я и сейчас не знаю, но, видно, хорошо работала, и где-то это

заметили. К слову, первую Почетную грамоту я получила в 15 лет, ходила за телятами. Вы-

ходила 33 теленка. Ни один не погиб. И ведь все вручную: корм в плетухах таскали, дрова,

чтобы погреть воду для телят, сами пилили и кололи. Помню, пилишь комель пилой, пила

тупая, не пилит, и поточить некому, некого попросить.

В деревне не надо приучать к труду, сама жизнь приучит, заставит. На покосе рабо-

тали только подростки: ребята на конях, девочки — с граблями, а матери потом, ввечеру,

подходили — стога ставить. Наш отец погиб на войне. У матери 6 детей. Не работали бы

сызмальства, просто бы погибли. Сразу после войны мать по родным собрала денег и пеш-

ком из Сухиничей, с рынка, привела корову. Эта корова нас спасла от голода в 1946 году.

Советская власть к колхозникам тогда была строга. Жить мы начали только

при Хрущеве. А при Сталине в нашем колхозе в конце года давали по 20 копеек на трудо-

день, и было это ничто, когда в городе у рабочих были зарплаты под тыщу в месяц. Еще

по 200 граммов зерна на трудодень давали. Мы жили только со своего огорода.

Молоко просто так не пили. Мать в чашку с молоком хлеб покрошит, и мы, детво-

ра, едим. Подоит мать корову, и я несу молоко на станцию в Нетьинке, продавала у поезда

по два рубля за литр. Нам ведь еще с семьи надо было налог заплатить — в год 33 кило-

грамма мяса, 200 яиц, 200 литров молока. А не заплатить нельзя, тогда ты перед государ-

ством преступник.

Из 120 дворов в нашем Староселье тогда на луг выгоняли сто коров. Наша деревня

старинная. Но после войны мужчин в деревне почти не осталось. Только из нашей деревни

не вернулось с войны 72 мужика. Большинство в 1943 году погибли на реке Сож, как и мой

отец. Начальство, как потом говорили, решило Гомель к 7 ноября взять. Вот и положили

народу бессчетно.

А я сама войну почти не помню. Маленькая была. Помню только, как однажды при-

ехала машина, из нее солдаты повыскакивали и из автоматов перебили деревенских гусей

на лугу, — это рядом с нами было. До войны многие гусей держали, у нас ведь и речка че-

рез деревню течет, удобно птицу держать. И вот постреляли, покидали в машину и уехали.

Я сильно тогда напугалась, из дому боялась выходить.

Моя радость в юности — это новое платье на Пасху, одно в год. Мама сама шила,

у нее швейная машинка имелась. А еще тогда, после войны, работы-то было мало, по де-

ревням ходили портные с машинками и на дому перелицовывали старье: пальто, костюмы

перешивали. Денег на новое не было. И так было тяжко, особенно маме, что и сегодня боль-

но вспоминать. А вот, поди — мама моя при такой жизни сто лет прожила. Выходит, нелег-

кий труд не всех ломает. Похоже, хуже тем, кто настоящего труда вовсе не знает и не любит.

Деревенские тогда крепко завидовали городским. Паспортов нет, и уехать нельзя,

и вообще хуже, беднее жили. Наша деревня пригородная, считай, десять километров от Бе-

жицы, так что старосельцы могли что-то продавать на рынке, но цены были очень низкие.

До войны в нашей деревне не пили. Ну, в праздники только, Возможно, не на что

было пить, возможно, власть была построже. Вся пьянка началась после войны. Мужиков

почти не осталось, а дел мужских в деревне — дом починить, землю вспахать — не убави-

лось. И вот эти, немногие, оказались просто нарасхват. Платили им бабы обычно самогон-

кой, — так и спились наши мужики. Уже в 70-е стали пить жидкость для примусов. Беда! Вот

и в девяностые годы женщины цеплялись за жизнь, дети на них, а многие мужики — это

уже вторая волна, без работы растерялись, потерялись. Я и сейчас смотрю сериал «Улицы

разбитых фонарей», а там полицейские пьют прямо на работе. И вроде, нормально. Но разве

это так?

В 1957 году нам прислали хорошего председателя. Горохов Тимофей Никитич, не-

молодой, но ловкий, знакомства у него были в районе и в городе. И начала наша жизнь

меняться лучшую сторону. Получать мы стали побольше, стали коровники новые строить,

технику покупать. Я ведь помню время, когда бабы днем серпами хлеб жнут, а ночью на мо-

лотилке снопы молотят. И ночью потому, что давали нам молотилку только на неделю, а по-

том в другое хозяйство забирали, не наша была молотилка.

Свои три ордена Трудовой Славы я получила

в 1982, в 1984 и 1986 годах. Тогда мы внедрили хозрас-

чет, освоили механизацию, какая только была возможна.

Каждый работник знал, за что работает, получали очень

прилично. Стадо у нас было племенное, черно-пестрые ко-

ровы, все — красавицы. Доили больше пяти тысяч литров

молока на голову, тогда как в соседних колхозах — по две

тысячи.

Недавно нас, ветеранов, пригласили посмотреть

передовое хозяйство Артамошина в Новоселках, где доят

на корову по 5 000 литров. Действительно, молодцы. Забо-

тятся о кормах, обновлении поголовья, молочные аппараты

у них современные. Но как не вспомнить, что я доила по 4 с

половиной тысячи литров на группу своих коров еще со-

рок лет назад. И делала это вручную. Тогда у нас на восемь

доярок было двести коров. Ферма, которую я в 1972 году

возглавила, работала на высоком уровне. Так что, когда

сегодня в области в хозяйствах доят с коровы меньше трех

тысяч литров в год — это только одно означает: толком

их не кормят, бедных.

Я — коммунист, пусть и не состою сегодня в партии.

В нашем Староселье большие дома строят только приез-

жие, а местным где на такой дом заработать? Много не-

справедливости было при Советской власти, но сейчас

ее стало еще больше. Разве дело, когда у наших одно-

сельчан коммерсанты скупили колхозные паи (каждый —

2,6 гектара) по 12 тысяч рублей за пай, нарезали участки

по 10 соток и теперь продают их по 170 тысяч рублей за участок? Почему они, а не государ-

ство на этой земле зарабатывают? Мне это непонятно.

У меня сердце болит, что нашу ферму не смогли сохранить. Ушлый председатель

из Глинищево приехал в 2000 году и уговорил наших присоединиться к их колхозу, им, вро-

де, «Газпром» тогда помогал, а кончилось тем, что увели наших коров в Глинищево, а здесь

ферму закрыли. Ничего от нашего колхоза не осталось.

Земля у нас прекрасная, все родит. Толковому хозяину есть где развернуться, но го-

род bpn`oблизко и, похоже, выгоднее ее на участки под коттеджи продавать, чем хлеб выращи-

вать. Так получается.

Я вспоминаю свою жизнь, и мне за прожитое не стыдно. Мне работать было интерес-

но, да и получалось. Жалею, что поездила по стране я мало, все некогда. Нелегко было,

согласна, зато все были вместе. 5 числа каждого месяца в колхозе проводился День жи-

вотновода, собирались наши, из Староселья, из других окрестных деревень, с отделений.

Обсуждали, кто и как сработал, у кого и почему не получалось, и спорили, и ругались, и ра-

довались, — это был настоящий коллективный труд. Весной праздник — когда выводили

скот на луга, и опять устраивали на природе скромное застолье, было весело. И так же —

в Новый год. А сейчас все порознь, каждый сам по себе и за себя. Вроде, и это неплохо,

плохо лишь, что — Только за себя.

Записал Юрий ФАЕВ