Письма с кордона, чёрные аисты, Брянская земля, 1986 год.

Игорь давно обещал показать мне черных аистов. Но в прошлый мой приезд — было это осенью два года назад — обещание выполнить не удалось: птенцы вылетели из гнезда… Я надеялся, что нынешнее мое появление на кордоне — стоял июль — окажется в этом смысле более удачным. Игорь выбрал на этот раз из всех известных ему гнезд самое доступное и назначил в провожатые своего ученика Сергея Гоманюка, десятиклассника из поселка Новенькое. Мы шли к гнезду черных аистов. Трава доставала до плеч. Пересекли скошенный лужок. Сергей потрогал сено: сухое, значит, скоро опять придут люди, будут шуметь. Я знал от Игоря, что черный аист — птица особенная, и понимал, почему обеспокоился Сергей, увидав сенокос вблизи гнезда.

— Кто их обнаружил? — спросил я.

— Мы с Камардиным Сергеем из восьмого класса двадцать четвертого апреля восемьдесят четвертого года, — отчеканил Сергей так, будто отвечал урок и называл историческую дату. — А в прошлом году мы на соседнем клене скрадок поставили, то есть укрытие для наблюдателя, вроде маленькой палаточки. Оказалось высоковато. Аист корм птенцам дает, а сам глазом на скрадок косится, нервничает. Игорь Петрович попросил переставить скрадок ниже. Мы так и сделали, и аист сразу же успокоился.

— Вы раньше что-нибудь знали о черных аистах?

— Да, нам Игорь Петрович рассказывал…

Тут две косули выскочили так близко от нас, что даже всезнающий Гоманюк удивился. Они скакали, тявкая, как щенки. Лес был живой.

— Игорь Петрович у вас что преподавал? — спросил я.

— Литературу и труд, — шепотом ответил Сергей, остановившись и указывая наверх: — Вон они, смотрите.

Я не увидел ничего в сплетении ветвей…

Игорь Шпиленок. Из «Писем с кордона». «…Впервые я увидел их лет двенадцать назад, когда еще школьником днями пропадал в лесных и луговых дебрях. Незнакомая птица ходила по краю болота. Над высокой травой в знойном мареве расплывалась и колебалась ее голова на длинной шее. Мне никто не мог сказать, как называется таинственная птица. Но в школьной библиотеке нашелся определитель, а в нем на цветной вклейке я сразу узнал ее. Черный аист. Оказалось, что птица эта очень редкая, внесена в Красную книгу СССР. И что в отличие от своего белого собрата живет черный аист только в старых глухих лесах, окруженных непроходимыми болотами. О повадках птицы, вследствие ее малочисленности, почти ничего не известно».

Пытаясь пристрастить Игоря к охоте, отец часто брал его в лес. Но мальчику гораздо интереснее было разглядывать зверя и птицу, чем стрелять в них. Еще третьеклассником он выпросил у отца фотоаппарат, чтобы снимать лесных обитателей. Многими часами Игорю приходилось ходить по следу, забираться в самую глухомань, а наградой за эти испытания становились фотографии лисы, косули, лося. Мальчик не боялся леса, он был для него родным, близким и потому увиденная впервые рубка леса просто потрясла Игоря своей жестокостью. Может, тогда и сделал он свой главный выбор?

После школы Игорь решил устроиться на работу в какой-нибудь заповедник. Даже ездил в Березинский и Окский. Но потом понял, что лучше остаться, попытаться сделать что-то доброе для родных мест. Отец настаивал, чтобы сын продолжал образование, и сын последовал его совету.

Из Белой Березки в Брянск летал кукурузник. На нем Игорь, никогда до того на самолетах не летавший, и отправился в Брянск. Ближайшее от аэропорта учебное заведение — педагогический институт. Туда Игорь, не долго думая, и сдал документы.

Биологический факультет мог бы примирить Игоря с судьбой, но в аттестате у него среди пятерок были и тройки, одна — по химии. Окончательно он простился с биологическим, поговорив с двумя четверокурсниками: он «разочаровался в уровне их знаний»! Через год, будучи уже студентом литфака, он занял первое место в викторине, которую проводили на биологическом.

В институтской библиотеке Игорь открывал очередной том хорошо сохранившегося издания сочинений Альфреда Эдмунда Брема, учителя зоологов, во многом ошибавшегося, но безошибочно усердного в любви к описываемому миру…

В летние каникулы Игорь брал резиновую лодку и плыл в поисках глухих мест. Одно из них ему особенно приглянулось. Там протекала невеликая речка Нерусса, название которой объяснялось тем, что раньше река разделяла земли: после русских земель за рекой жили «неруссы», другими словами — ляхи. Теперь же Нерусса земли не разделяла, и все глуше, тише и темнее становились ее берега.

Из «Писем с кордона». «Во время поисков черных аистов мне пришлось побывать почти во всех лесных кварталах в треугольнике Белая Березка — Суземка — Трубчевск. Постепенно круг поисков сузился до пяти квадратных километров — своеобразного островка старого леса, прижатого Конским болотом к Неруссе… Изучению этих пяти кварталов я отдал сначала студенческие каникулы. Но место оказалось столь необычным, что после окончания института я выбрал его для жительства… Кордон здесь построили в шестидесятых годах. Но лесники скоро отказались здесь жить: ни дорог, ни электричества. Много лет дом простоял пустой, рыбаки и охотники растащили все, что можно было оторвать. Огород начал зарастать осиной и березой, в рухнувшем погребе поселилась лиса, а в развалинах трубы на чердаке сыч. И вот появился у сыча сосед, который целыми днями бродил с фотоаппаратом вокруг кордона».

В Суземский районный отдел народного образования явился выпускник пединститута, словесник, с распределением в район и с конкретным пожеланием: направить его в школу поселка Новенькое. Заведующий считал, что худшей дыры, чем Новенькое, нет.

— Все идут к свету, а ты в самую глушь, — изумился заведующий. — Молодец. За это, так и быть, оставим тебя в райцентре, тем более, что ты первый явился, спешил, что ли?

Оставаться в райцентре Игорь наотрез отказался, и вскоре в Новеньком появилась молодая семья: учитель с городской женой Аллой и сыном Тихоном. (Тихон родился, когда Игорь и Алла учились на четвертом курсе.)

От Новенького до кордона — десять километров трудной дороги по болотам. Но Игорю эта дорога была интересна, потому что каждый раз она сулила открытия. «Волки очень любопытны. Я прошел утром по тропе, назад возвращаюсь, смотрю: по моим следам — волчьи. Отец шутил: они ждут, когда ты пожирнеешь. Весной встречал аистов…» Дом на кордоне должен был стать его домом, но по закону это жилище мог занимать только лесник. И тогда, ради сына временно расставшись с работой наладчика счетных машин, в лесники пошел Петр Никитич Шпиле-нок. В Белую Березку, где ждали его жена и младший сын Дима, отец теперь приезжал только по выходным.

Из «Писем с кордона». «…На кордоне поселились два Петра. Петр I — это мой отец, Петр Никитич, лесник. Петр II — деревянное чучело в форме лесника. Наги сторож. За кокарду его боятся все браконьеры, а как-то раз, когда нас не было дома, один подвыпивший чухраевец до хрипа разговаривал с Петром II, стоя на противоположном берегу затона, требовал перевоза.

…Всю ночь орут утки — разве уснешь? Полная луна висит над разливом. Лунная дорожка подходит к самому окну. Начинаю ругаться в форточку, и утки уплывают за вербу.

Четвертый год я знакомлюсь с соседями по кордону и не могу до сих пор со всеми перезнакомиться. Вчера перевернул во дворе колоду, а из-под нее метнулась ласка».

Тут можно было бы сказать: мечта человека исполнилась. А между тем его судьба едва начиналась, и Игорь Шпиленок только приблизился к делу, для которого оказались важны и литература, и Брем, и Тихон с Аллой, и ученики в классе, для которых, идя по утрам с кордона (один раз опоздал, дикая свинья продержала на дереве), замечал множество нового, требовавшего немедленного рассказа.

Иногда встревоженный, иногда удивленный, иногда счастливый он входил в класс, нуждаясь в аудитории, потому что аудитории и участия требовала идея, захватившая его.

Из «Писем с кордона». «Брянский лес не менее ценен для общества, чем Беловежская пуща, Мещера или Усманский бор. Однако эстетическую и экологическую целостность тех мест давно уже охраняют заповедники и национальные парки. В Калининской области три заповедника общей площадью более 200 тысяч гектаров. Брянский же лес стремительно теряет своеобразие… превращается в цех по добыче торфа, древесины, живицы.

Должен же остаться хоть клочок, по которому наши потомки могли бы судить, какое он, настоящий лес, — с таинственными черными аистами, с удивительной сон-травой, с голубыми зимородками по ольховым речушкам, с сумеречными совами и древними, реликтовыми глухарями. Лес без дуплистых деревьев, непролазных дебрей и угрюмых болот — это не лес, а кубометры на корню.

…В качестве срочной меры можно предложить создать пока микрозаповедник — своеобразную зону спасения для редких видов, занесенных в Красную книгу СССР. Создать его надо на тех нескольких кварталах леса, прижатых Конским болотом к Неруссе, о которых шла речь в предыдущих «Письмах». Заповедование столь крошечного клочка окажется для области в хозяйственном отношении практически неощутимым. Но в экологическом плане эффект будет огромным. Мною встречено здесь более ста пятидесяти видов птиц, в том числе такие редкие, как орел-змееяд, сокол-сапсан, черный аист. Из растений, внесенных в Красную книгу СССР, произрастает черемша (медвежий лук). В водоемах распространен плавающий папоротник-сальвиния, тоже краснокнижный. Из редких животных встречаются еноты-полоскуны, выдры, филины, ястребиные совы, осоеды, пустельги, серые журавли, глухари.

Нужно, не откладывая, приняться за спасение того, что пока есть, что еще можно спасать!»

Граница микрозаповедника проходит по Неруссе. На правом берегу могут останавливаться туристы. Но левый берег — уже другой мир, заповедный. Игорь был первым человеком, кто стал отстаивать клочок глухого леса, а после добивался, чтобы установленные заповеди строго соблюдались. О строгости Игоря сейчас знают все в округе, а уж браконьеры — в первую очередь.

Работал в этих местах какое-то время егерь по фамилии Рак. В его ведении находилась и территория микрозаповедника. Народ стал Игорю говорить про егеря: сам браконьерит, а нам запрещает охотиться. Оказалось, что это правда. Задержав егеря с поличным — тот стрелял на озере диких утят, — Игорь поступил по всей строгости закона: штраф, конфискация оружия. Затем последовало увольнение. Нового егеря подбирал с таким расчетом, чтобы у человека полностью отсутствовала страсть к охоте. И нашел такого в охотничьих краях! Двадцатипятилетний егерь заповедника Григорий Барсуков, он на год моложе Игоря, раньше работал слесарем. Теперь у него такие заботы: кабанам картошки заготовить, липы — для косуль…

— Недовольных много, — говорил мне Игорь, — ведь на территории заповедника раньше были покосы… Конечно, у кого-то руки чешутся мне отомстить. Раз получаю телеграмму о скоропостижной смерти отца. Не помню уж, как бежал тогда до Новенького. Отец выходит на порог — жив-здоров. Вот такие шутки.

Алла на кордон перебралась только этой зимой. Ей, человеку сугубо городскому, пока здесь трудно. Не думала она, что придется жить в такой глухомани. «Свет к нам провели — все повеселей», — поделилась она со мной своей радостью.

Из «Писем с кордона»: «…не скучно здесь жить без электричества, телевизора и дорог».

Перед обедом Алла сказала:

— Вы, наверное, там, в Москве, антрекотами питаетесь, а я, по мнению Петра Никитича, готовить не умею — суп слишком жидкий варю, картошки в нем мало! — Она засмеялась.

А за столом сидели Петр Никитич, Игорь Петрович, Тихон Игоревич, Петр Игоревич — малыш без малого двух лет и Дмитрий Петрович — все Шпиленки. Не было только среднего сына Петра Никитича — Николая, студента биологического факультета пединститута.

…Открыв в институтской библиотеке первый том Брема, Николай обнаружил в библиотечном формуляре последней фамилию брата и после рассказывал об этом смешном факте Игорю: после одной фамилии «Шпиленок» библиотекарь должен был поставить вторую, и вполне могло получиться так, что, когда Дима окончит школу, библиотекарь повторит их фамилию и в третий раз. Но насколько огорчительно, что только Николай, наслушавшийся Игоря, писавший Игорю письма из армии, ставший первым его учеником и попросившийся на практику к нему на кордон, вслед за Игорем открыл Брема, наставлявшего любить природу терпеливо, усердно и без тщеславия!..

Петр Никитич, узнал я, из лесников ушел. Надо было помогать сыну — студенту Коле, больше зарабатывать. Да и Дима стал хуже учиться: все бегает на кордон, все у Игоря сидит.

Из «Писем с кордона». «…При появлении так называемого «фактора беспокойства», то есть при высокой насыщенности угодий людьми, птичье население тает на глазах даже без выстрелов. Нам хорошо иметь два выходных в неделю, но птицам от них в два раза больше бед. И как сильно бы человек ни хотел не причинить вреда, он не знает наперед, где наткнется на гнездо чибиса, тетерева или глухаря. Полностью искоренить «фактор беспокойства» даже на сравнительно небольшой территории можно лишь одной мерой — созданием заповедника».

«Письма с кордона» взволновали многих. Областная партийная газета, опубликовавшая их, была удостоена первого места во Всероссийском конкурсе по освещению вопросов охраны природы, а в личном конкурсе первое место занял автор «Писем». Вскоре после их публикации на кордон неожиданно наведался первый секретарь обкома партии Анатолий Фомич Войстроченко. Приехал в четверг, а уже в понедельник вызвал Игоря на секретариат обкома. Игорь выступил на секретариате, подробно рассказал об идее организации заповедника. Состоялось также заседание экологического совета при газете «Брянский рабочий». На нем выступали ученые. Решение облисполкома: создать на территории кордона памятник природы с заповедным режимом. Учителю Шпиленку предложено стать смотрителем микрозаповедника.

Итак, что человек может? Отвечаю: один — ничего. Даже если он очень предан делу, очень обеспокоен. Но если его беспокойство понятно многим, если оно захватывает их — дело сдвинется. Так произошло в истории с черными аистами.

А Игорь твердил мне: микрозаповедник — это всего лишь тысяча четыреста гектаров. Нужен же государственный полномасштабный заповедник в тридцать — сорок тысяч гектаров.

— Это дело будущего?

— Да. Но беспокоиться нужно сейчас! Нужны тщательные исследования, нужны научные обоснования, нужен проект заповедника. Делается же пока до мизерного мало. Многие из тех, от кого зависит решение вопросов, считают их второстепенными. Таких надо все время теребить.

Наверное, многим людям с Игорем тяжело. А некоторым — невыносимо трудно. Для них Игорь — «фактор беспокойства»!..

…Мы стояли у гнезда черного аиста.

— До Игоря Петровича мы ведь как в лес ходили, — тихо говорит Сергей, — пойдем, пошумим, встретим гнездо — разорим, увидим белку — гоняем ее.

— Высоко скрадок, не забраться, — сказал я.

— Нет, нормально, — ответил Сергей. — Высоко для всех, кроме нас с Камардиным.

Я дал Сергею фотоаппарат, и он ловко вскарабкался по высокому, без единого сучка стволу клена. В гнезде сидели четыре подросших, уже черных птенца.

Е. Стецко

Смена. 1986. №19. (октябрь). С. 12-14