Немного о любви. Брянщина.

Влюблённый печник

В XVIII веке что завод ни возьми, то как римская каторга в каменоломнях. Установленного рабочего дня нет, день отдыха — только воскресенье, условия работы ужасны, плата ни­чтожна. Почему так? А все от того, что по своей производительности труда старые заводы совсем недале­ко ушли от времен римского рабства. Только насилие и страх могли заста­вить человека работать.  

Сохранились свидетельства, как в Брянске, по указу Екатерины, в 1783 году взялись строить первое ка­зенное большое предприятие «Арсе­нал» для производства пушек. В два года осилили дело, и в 1785 году ма­стер Данила Рыков отлил две первые двадцатичетырехфунтовые пушки. Позже пушки в Брянске отливали де­сятками. На Бородино, каждая третья пушка была брянской. Пушка на гер­бе города появилась. Но за все это было заплачено дорого.

Поначалу присланным в Брянск ра­ботникам вообще ничего не платили. Потом, после долгих ходатайств, на­чали давать по три копейки в день на человека. По рапорту руководителя работ капитана Иванова, примерно четверть строителей слегла от такой жизни.

Как раз в это время наказали пал­ками печника Савелия Шатова. Он повенчался самовольно, без разре­шения начальства. Вроде свободный человек печник, как можно его пал­ками, за что? А запросто! Печник, по рассуждению начальства, подряжал­ся Арсенал строить, а не любовь кру­тить. Вот и выпороли.

Так и представляю, как на деснянском лугу у Арсенала хмурые солдаты под барабанный бой наносят удары. Шаг вперед из строя — ударил, на­зад отступил, и влюбленного печника волокут дальше, к другому солдату. Волнуется толпа, рыдает и рвет на себе волосы молодая жена.

И вот почти все в силах тогдашней власти, может погубить кого угодно, забить того же Шатова до смерти, но освященного церковью брака отме­нить не может. Слава Богу!

Последняя любовь

Самые искренние свидетельства времени — письма и дневники. Они же и самая большая брянская ред­кость, потомки хранят их плохо, и время их не щадит. Но бывают ис­ключения. Брянский историк Алек­сеев в архиве среди скучных дел фонда Трубчевской дворянской опе­ки наткнулся на пачку старинных любовных писем Марфы Брусило­вой. И пылкий жар страстей любов­ных и неутоленных полыхнул сквозь столетия!

Далеко не девочкой была Марфа Петровна: трое детей, замужем за приличным человеком. В Брянске в 1824 году на балу она страстно влю­билась в 22-летнего поручика Прокофия Тризну. Увидела, зазвала к себе в карету, здесь же и объяснилась в любовном порыве.

Поручик попробовал намекнуть на неравенство их положения, но отчаян­ная Марфа Петровна заявила, что лю­бовь все равняет. И далее все было, как в любезных ее сердцу романах. И тайные встречи, и горячие уверения. Стоил ли поручик чувств Марфы Пе­тровны — это совсем другой вопрос. Однако все проходит, и однажды вме­сте со своим 21 егерским полком он отправился к новому месту дислока­ции — в Могилевскую губернию, а по­том в Смоленск, а потом в Кронштадт. Поручик, похоже, давно бы хотел за­быть романтическое приключение брянской помещицей, вот только сама Марфа никак этого не хотела. Тем бо­лее, что умер ее муж, а у нее родился ребенок от него, любимого.

Брусилова принялась гоняться за поручиком по большой стране, а пору­чик прятался от нее, как заяц. Марфа засыпала любимого друга страстны­ми письмами и дорогими подарками. Вот несколько отрывков из отчаянных писем Брусиловой.

«Я не скуку чувствую, но не­сравненное удовольствие бывши с вами. Я сколько ни старалась преодолеть чувств своих, но, ах, все тщетно, это не верно, страстие мое, но я люблю вас».

«Божество мое, плати мне взаимностью, не погуби меня. Я умру без тебя. Это не игра ума, а настоящие чувства, излитые прямо из сердца и могут быть доказаны».

«Поверь, мой друг, истине, что ты первый в мире, кого я люблю. Теперь только я узнаю власть в любви, в чем клянусь. Первая лю­бовь к нему, то есть к мужу, была детскою шалостию, как я теперь вижу. О боже, он уже возвратил­ся, боюсь как бы не попасться, и вчера вообрази, мое письмецо... чуть-чуть ему не попалось, едва успела положить его в башмак».

«Прокофий! Я, любя тебя неж­но, страстно, видя твое раская­ние и доброту души, решила при­мириться с тобою. Снисходить твоим слабостям и пользоваться твоею дружбой, простила тебя чистосердечно и поклялась вновь любить тебя до конца дней моих... Ты предал меня. Не только не ока­зываешь обещанной дружбы, но даже и уважения и в человеко­любии, а награждаешь неслыхан­ным презрением!»...

В 1828 году Брусилова написала от­чаянную жалобу главнокомандующе­му армией генерал-фельдмаршалу Остен-Сакену на обольстителя, пред­ставив любовную переписку и личные показания. Поручик, оставленный на половинном жаловании, загремел под суд. В конце концов военный суд сделал заключение «о развращенной нравственности заявительницы». В важнейших местах писем Брусиловой были обнаружены подчистки, которые решительно меня­ли суть дела. К тому же отношения лю­бовников не были освящены таинства­ми брака и были со­чтены греховными. Решение: поручика подвергли церков­ному покаянию и от­пустили с миром, а Марфа Брусилова на долгие годы стала в Трубчевском уезде символом великой грешницы. Для нее оказались закрыты­ми двери домов бла­городных семейств. Она бедствовала, одна поднимала детей.

Полную цену Марфа Петровна за­платила за последнюю свою любовь.