СтраницаКУЛЬТУРНОЕ

КУЛЬТУРНОЕ ПРОСТРАНСТВО РЕГИОНА В БРЯНСКОМ ТЕКСТЕ ЛИТЕРАТУРЫ

Мы задались целью сквозь призму отечественной словесности изучить качественную специфику историко-культурных доминант жизни Брянщины и проанализировать особенности осмысления писателями факторов, определяющих бытие человека в пространстве региональной культуры. К таким факторам традиционно относят природную среду и геополитическое положение, историю, виды деятельности, пассионарных лидеров, ценностно-символическую и предметную среду и т. д. Проанализируем некоторые из них с точки зрения их места в художественной картине мира и роли в репрезентации пространства брянской культуры.

Поэтически осмыслен брянскими авторами особый ландшафт Брянска, находящегося почти в центре Русской равнины на естественной возвышенности – на высоких холмах, господствующих над Десной: «На семи ветрах / На восьми холмах / Разметались твои угодья» (В. Динабургский). Эта природная особенность подчеркивается при характеристике исторической миссии древнего Брянска и его готовности в любой момент отразить натиск врага: «На зеленых холмах, как на страже…» (В. Динабургский).

Древние брянские леса осознаются как воплощение отчего края: «леса русского былинный образ / от Родины моей неотделим!» (В. Козырев). Писатели подчёркивают единство судьбы лирического героя и брянского леса. Так, Николай Грибачев в стихотворении «Дома» выражает свою глубинную связь с родной землей, в которую он вернулся «обойдя полмира: «И снова шепчет надо мной, / Как в юности, наш Брянский лес!..», «…И после серых прусских ив, / Саксонских сосен под луной / До боли дорог лес родной…»

Ландшафтными доминантами являются знаменитый брянский лес и когда-то полноводная река Десна: «…река, протаранив чащи, / омывает старый редут» (В. Динабургский); «Кругом тебя лес и дороги, / Десны лозняковая тишь» (И. Жупанов). Обе эти доминанты осознаются как сакральные природные места.

Река Десна, протекающая через Брянскую область, в своем плавном течении соединяет времена и пространства: «Десна несет на Украину / В себе небес голубизну…» (Л. Олейник); «Течет сквозь луга и дубравы, / Сквозь годы течет и века», «Славянские древние земли / Водами ее вспоены», «Здесь плыли челны Святослава, / Качались Романа челны», «И вечною нитью сшивает / В единое все времена» (Н. Поснов). Сам Брянск расположен в верховье Десны, на ее изломе: в том месте, где река делает резкий поворот на юго-запад: «Теряется в мареве белом / В крутом повороте Десна» (Н. Поснов).

Писателями активно используются древние предания, легенды и были. Так, Николай Поснов «поселяет» в брянские леса разбойника Кудеяра: «Зашастал шепоток, / Что, мол, за Свенской чащкой, / Где дебрь да крутояр, / С отважною ватажкой / Гуляет Кудеяр». Поэт наделяет его чертами сходства с легендарным Соловьем-разбойником: «Ведь говорят калики / (Они не бают зря), / Что Кудеяр-де ликом / Похож на Соловья. / А свистнет – час неровен – / Как желуди с ветвей, / С царей слетят короны, / А маковки – с церквей!»

В художественных произведениях осмыслен тот факт, что природный ландшафт (прежде всего густые леса) во многом определил древнюю историю Брянска: сквозь лесные чащи враг не всегда доходил до города-крепости. Так было, например, во время монголо-татарского нашествия: «…под пятой поганых дивов / Краса и гордость всей земли – / Рязань и Вчиж, Москва и Киев – / Но в Брянск татары не прошли. / На сотни верст в округе дебри, / Болота, топи перечти! / Здесь нет в распутицу пути» (Н. Поснов).

В историю войны Брянск вошел как центр партизанского движения: «А когда полыхала планета, город вышел на битву с врагом…» (И. Швец). Брянскому лесу суждено было стать «партизанским суровым приютом» (В. Динабургский), надежным защитником в борьбе с врагом: «Огнем дышала канонада, / Земля взлетала до небес, / Но партизанские отряды / Укрыл надежно Брянский лес» (Н. Агеев). Неслучайно топос леса порой выступает аналогом топосу дома; например, в поэме Николая Поснова «И слышу голоса» командир, напутствуя партизан перед заданием, напоминает, что в родном лесу «помогут деревья и склоны». Благодаря возникающим ассоциациям с русской поговоркой дома и стены помогают происходит расширение границ отчего дома до пределов малой родины.

Партизанская слава – это наиболее значимая страница истории нашего края: «Я за честь почитаю / великую жить в краю / партизанских легенд» (В. Динабургский). Сегодня брянский лес осмысливается как естественный, нерукотворный, памятник ратному прошлому. Более того, весь край и сам Брянск как его центр являются воплощением памяти об их защитниках: «Знают здесь, как дается победа, / и здесь помнят всегда о былом. / Партизанская площадь согрета и цветами, / и Вечным огнем» (И. Швец);

Художники слова воссоздали эмоционально насыщенную картину разрушенного после оккупации края: «Брянщина гордая, Брянщина бедная / выжжена, вытоптана / оккупацией, / будто прошел сатана...» (А. Дрожжин), «От Карачева летит зола Хацуни, / Ой да от Карачева черна зола Хацуни, / Пепел Речечки доносит от Клинцов» (А. Мехедов). Величайшая жертва, принесенная краем на алтарь Победы, дает основание Евгению Лебкову осознавать Брянск как священный топос: «Ты, как храм на священной крови. / Величаю тебя: Партизанск!» Само существование топоса обретает глубинный культурный смысл, а его назначение ассоциативно связывается с архаическими представлениями о необходимости очищения земли от пролитой крови (освящение мест, где пролилась кровь, – обряд, известный многим культурам; например, храмы «на крови» в русской традиции).

Особую страницу брянского теста литературы составляют лирические размышления писателей о лесе как хранителе древней истории. Лес предстает как сакральный топос, наполненный особыми историко-культурными смыслами: «А леса твои словно легенда...» (В. Динабургский). Интересный прием для выявления содержательной насыщенности пространства использует Виктор Козырев в стихотворении «Брянский лес». Хронотоп леса предельно насыщается действием: чередой проходят образы князя Всеволода, Кудеяра, Пересвета, Петра I и его державных сподвижников. Помнит наш лес и трубчевскую дружину, и купцов из Рума, и гитлеровские орды; по нему прошелся веселый топор первых строителей молодого российского флота

Предметом поэтической рефлексии служит специфика современного геополитического положения Брянской земли, проявляющаяся в том, что она граничит с двумя государствами: на западе – с Республикой Белоруссия (Гомельской и Могилевской областями), на юге – с Украиной (Черниговской и Сумской областями). Дмитрий Ковалев так писал о своей особой родине: «Родился я и вырос на границе / России, Украины, Беларуси, / И у меня — друзья, сябры и друзи…», «И мати родная, / И нэнько ридна, / И мать родная». Три славянских народа объединены прочными и многочисленными узами дружбы, родства, общей территорией с одинаковым климатом и ландшафтом, общей историей и судьбой: «Лес партизанский — / И конца не видно», «И будят на работу три республики / Единого колхоза петухи» (Д. Ковалев). Интересны размышления героя рассказа Николая Мельникова «Щепки» о жизни русско-белорусско-украинского пограничья: «Село-то мое хоть и в России находится, но до белорусской границы – два километра, до украинской – двадцать, все рядом.

26 апреля 1986 года, действительно, «досталось всем сразу»: «И упала в междуречье / Та Звезда, / Как вбила клин. / Мир остался изувечен. / Имя той Звезды – «Полынь» (В. Динабургский). В попавшей в «особую зону» родной деревне героя Николая Мельникова «какое-то пугающее воздействие» производит даже «обычное предрассветное состояние природы»: «Озеро мне почудилось просто мертвым, а клубы тумана, как клубы ядовитого пара, как отрава – и все это на фоне полной тишины еще не проснувшейся деревни. Не было слышно даже птиц. Во все этом я почувствовал такую обреченность, и деревенские люди показались мне… брошенными на произвол судьбы». Впрочем, поэтами Чернобыль осознается как мировая боль. В стихотворении «Дьявольская суть» Валентин Динабургский называет его «бедствием планеты»: «Мёртвое приволье – / Рыжие леса, / Обречённо с болью / Смотрят в небеса».

Итак, в брянском тексте литературы широко представлены специфические приметы малой родины. Брянский лес, Десна, Свенский монастырь, приграничье относятся к историко-культурным доминантам края и выступают в качестве ключевых образов в брянском тексте русской литературы. Вместе с тем региональная культура осознается как часть общероссийской культуры. Использование писателями краеведческого материала способствует обретению читателями личных смыслов в постижении культуры страны в целом, формированию национального самосознания, сохранению культурной идентичности личности, открывает возможность обретения связи с миром и осознания себя частью большого целого

КУЛЬТУРНОЕ ПРОСТРАНСТВО РЕГИОНА В БРЯНСКОМ ТЕКСТЕ ЛИТЕРАТУРЫ

О.В. Вороничева