Страницакрай

 И У МЕНЯ БЫЛ КРАЙ РОДНОЙ, Бежица, Брянщина

Анна Кузнецова-Буданова

У рабочего посёлка Бежицы, теперь одного из районов города Брянска, богатая история. Правда, чем дальше от нас отстоят события истории, особенно если они вековой давности, тем туманнее становятся их очертания, размываются детали, возникают неточности. Но Бежице повезло. В 1975 году в издательстве «Посев» (Франкфурт-на-Майне) вышла в свет книга воспоминаний «И у меня был край родной». Её автор — профессор медицины врач-педиатр Анна Кузнецова-Буданова.

Анна Константиновна родилась в 1898 году в Бежице, в семье рабочего. Она была двенадцатой из че­тырнадцати детей. В большей половине своей кни­ги воспоминаний Анна Константиновна с глубоким чувством любви к своей малой родине повествует о незатейливом быте простых православных русских людей, традициях, праздниках, бедах и радостях рабо­чего посёлка. Её книга изобилует красивыми и выра­зительными подробностями и деталями. Можно смело сказать, что это настоящая жемчужина в исторической памяти Бежицкого района.

Хочется присоединиться к мнению известного православного богослова, мыслителя и видного цер­ковного деятеля архиепископа Аверкия (Таушева), ко­торый в рецензии на книгу «И у меня был край родной» написал такие строки: «Замечательная, удивительно живо и увлекательно написанная книга, которая яр­кими чертами рисует жизнь в России до революции и какой эта жизнь стала после революции. Книгу эту сле­довало бы прочесть каждому православному русскому человеку, а особенно нужно это нашей молодёжи, не знающей прежней России и часто представляющей её в совершенно извращённом облике.

Автор рисует умилительно-трогательную карти­ну патриархальной жизни простого малограмотного рабочего, отличавшегося глубокой религиозностью и высокими нравственными качествами, с его многодет­ной, в 14 человек детей, семьёй, к которой она прина­длежала. И хотя жизнь простого народа того времени в России, по современным понятиям, не была богатой, однако, поражает её высокий духовный и культурный уровень, жизнерадостность и трудолюбие жителей».

Жизненный путь Анны Константиновны Кузне­цовой-Будановой сложился непросто. Она с успехом окончила в Бежице две ступени начальной школы, за­тем с золотой медалью Бежицкую женскую гимназию. Переехала в Харьков, где окончила медицинский фа­культет и стала детским врачом. Вышла замуж и родила сына. Во время фашистской оккупации в Харькове спа­сала от голодной смерти детей-сирот детского приюта. В 1944 году с семьёй уехала в эмиграцию и поселилась в пригороде Мюнхена. Участвовала вместе с мужем в создании русской гимназии при доме «Милосердный самарянин» в Мюнхене во главе с протоиереем Алек­сандром Киселёвым. Работала в лагере эмигрантов «Функ-Казерне». Сотрудничала с НТС. Была активной прихожанкой Мюнхенского кафедрального собора. В 1953 году у Анны Константиновны случился сер­дечный приступ, и она была вынуждена оставить вра­чебную практику. В 1958 году вышла, её первая книга «Забытые сказки», в 19б4-м вторая «Без пословицы — жизнь не молвится», затем она трудилась над большой книгой воспоминаний, вторая часть которой так и не была опубликована по всей видимости утрачена. Не­однократно писала статьи для русских периодических изданий, в том числе на религиозные темы. В 1974 году Анна Константиновна Кузнецова-Буданова скончалась в Мюнхене. Книга её воспоминаний вышла посмертно, небольшим тиражом в 500 экземпляров, её издали муж и сын Анны Константиновны Яков и Юрий Будановы.

Очень отрадно, что книгу воспоминаний Анны Кон­стантиновны Кузнецовой-Будановой «И у меня был край родной» теперь узнали и на родине автора. «Брян­ская ТЕМА» публикует отрывки из этой книги, с любез­ного разрешения Аллы Александровны, вдовы Юрия Яковлевича Буданова. Хочется надеяться, что когда-ни­будь она будет переиздана в полном объёме и станет доступна всем любителям истории родного края.

Из обширного материала книги для данной пуб­ликации нами отобраны лишь отдельные фрагменты первых трёх глав, в которых содержится общее описа­ние жизни дореволюционной Бежицы.

БЕЖИЦА

Бежица — посёлок в тридцать пять тысяч жителей при Брянском заводе — расположилась на слиянии двух рек Болвы и Десны. Болва — лесная, извилистая. Десна — широкая, с большими разливами весною. В этих местах были когда-то известные непроходимые брянские леса. В Бежице леса уже были вырублены, осталась только одна большая «роща» из высоких, тол­стых сосен. В окрестностях же эти леса ещё сохрани­лись в своей первобытности.

Мне Бежица запомнилась такой, какой она была в начале этого столетия, до революции. Выросла Бежица благодаря построенному там большому машиностро­ительному заводу Брянского акционерного общества. Завод выпускал паровозы, вагоны, подъёмные краны, сельскохозяйственные машины, военное снаряжение и т. д. Работало на заводе от двенадцати до пятнадца­ти тысяч рабочих. Заводские постройки раскинулись ближе к месту слияния Болвы и Десны, посёлок же протянулся широкой полосой вдоль левого северно­го берега Десны на возвышенности на запад от завода. Спуск на заливной луг поймы реки Десны был крутой. Почва в Бежице песчаная и поэтому всегда сухая.

Прямые и широкие улицы тянулись от завода на запад. Пересекавшие их улицы шли к реке. Улицы — в основном немощёные, за редким исключением. Дома в посёлке были одноэтажные, деревянные, добротные срубы из цельных брёвен. К дому прилегал огород и сад с фруктовыми деревьями. Ближе к заводу — завод­ские дома, чаще из кирпича. Дальше от завода — дома частные, построенные рабочими и заводскими служа­щими. Завод давал рабочим большие участки земли (до полудесятины) в долгосрочную аренду и даже помогал строительным материалом. Леса у завода было много, была и своя лесопилка и деревообделочный цех. Дома освещались керосиновыми лампами, только в заводских зданиях, в больнице, школе и продовольственных магазинах, как заводских, так и потребительского об­щества, было электричество. Воду жители носили до­мой в вёдрах на коромыслах из простых и артезианс­ких колодцев. На заводе же, в больнице и в некоторых заводских домах был водопровод.

Почти возле каждого дома, за воротами, стояла ла­вочка, где вечерами соседи собирались и разговарива­ли обо всём, судачили возле колодца и приходившие за водой.

В Бежице рабочие жили подолгу. Был, так сказать, основной костяк, который крепко сжился с заводом. Мой отец проработал на заводе около сорока лет. Удер­живал завод рабочих постоянным заработком, хоро­шими жилищными условиями и всем укладом жизни.

Четыре большие начальные школы с хорошими преподавателями охватывали всех детей школьного возраста. Тенистые рощи окружали школьные здания и делали их уютными. После окончания начальной школы дети имели возможность продолжать учение в двухклассном Министерском училище, или в город­ском четырёхклассном училище для мальчиков, или в ремесленном училище. Многие из девушек поступали после окончания Министерского училища в четвёр­тый класс женской гимназии (после дополнительной подготовки). Кроме женской гимназии была в Бежице и мужская гимназия. Обе гимназии были с правами го­сударственной гимназии, хотя и созданы при сущес­твенной материальной поддержке завода. За учение в гимназии надо было платить, а во всех остальных шко­лах учение было бесплатное.

Для подготовки квалифицированных техников имелось ремесленное училище для мальчиков. Естест­венно, что завод уделял ему особое внимание. Четырёх­летнее обучение в нём было бесплатное. Это училище выпускало хороших мастеров. Наряду с учебными за­ведениями для детей и молодёжи были и бесплатные вечерние технические курсы для рабочих

ОБЩЕСТВЕННАЯ ЖИЗНЬ

Описание Бежицы было бы неполным, если бы мы не остановились на общественной жизни в ней. Не только интеллигенция, но и широкие круги рабочих и служащих охотно отдавали свой досуг общественной работе. В Бежице было несколько обществ. Наиболь­шее значение имело, пожалуй, Благотворительное об­щество, которое содержало детский приют для сирот, богадельню для престарелых и оказывало различную материальную помощь нуждающимся, устраивало просветительные доклады, литературные суды и кино. Общество трезвости имело тоже свой парк для гуля­ний с летним театром для спектаклей.

Кроме этих больших обществ действовали и другие, наприхмер, Товарищество птицеводов, которое стреми­лось внедрить более продуктивные породы домашней птицы вместо простых. И в этом оно преуспевало.

Развитию общественной жизни в Бежице способс­твовала местная интеллигенция: учителя, врачи, ин­женеры и передовые рабочие. Так, Благотворительное общество возглавлял главный врач больницы доктор Михайлов, его заместителем был директор Министер­ского училища Смирнов, а секретарём — учитель Пет­ропавловский.

Незадолго до Первой мировой войны возникло Об­щество по борьбе с туберкулёзом, которое энергично принялось собирать средства-пожертвования на пост­ройку санатория для туберкулёзных из среды рабочих и их семейств. Вскоре такой санаторий был построен в сосновом лесу около железнодорожной станции Жуковка Риго-Орловской железной дороги. Существен­ную материальную поддержку при этом оказала боль­ничная касса Брянского завода.

Инженеры и служащие завода объединялись в клу­бе, который носил полузакрытый характер, но библи­отека клуба была общедоступной.

В Бежице было две церкви: одна большая — Преоб­раженская — стояла на краю Бежицы, в лесу, близ реки Болвы, на возвышенности, а другая малая — Петра и Павла — в центре Бежицы, напротив вокзала станции Болва Риго-Орловской железной дороги.

ЗАВОД

Завод довлел над всем в Бежице. Прежде всего он был огромен и по занимаемой им площади, и по разме­рам цехов, особенно электрического, который просто назывался «электрическая станция». Там всё блестело и поражало необыкновенной аккуратностью. Внут­ренность этого цеха напоминала как бы раскрытый часовой механизм больших размеров. Не менее по­ражал крановый цех своей величиной и игрой сол­нечных лучей на стеклянной крыше. А молотовой цех вблизи входных ворот поражал своим нескончаемым стуком «бух-бух» или «тук-тук». Главная контора завода была напротив большой церкви. В ней сосредоточил­ся мозг завода: директор со своим заместителем, глав­ный инженер, главный механик, главный бухгалтер, конструкторское бюро — одним словом, всё управле­ние завода, решавшее и направлявшее всю его работу.

На заводе все работы начинались и кончались точ­но по часам, которые и оповещались громким гудкОхМ, слышным не только в Бежице, но и далеко в округе, за несколько вёрст. Первый гудок — протяжный — в шесть часов утра будил рабочих. Второй — более короткий — в шесть с половиной часов означал выход из дома рабочих на завод. Третий гудок в семь часов — совсем короткий — по нему входные ворота на завод закрыва­лись. Днём, в двенадцать часов, гудок оповещал начало обеденного перерыва для рабочих и в два часа — его окончание. И, наконец, в шесть часов вечера громко и, как мне казалось, радостно гудок возвещал конец ра­бочего дня. Накануне праздников и по субботам обе­денного перерыва не было, так как работа кончалась в три часа. Мы так привыкли к этим гудкам, к этой «музы­ке» в Бежице, что нам казалось странным не слышать их, когда мы бывали где-нибудь в другом месте.

К часам работы на заводе многое приспосаблива­лось в жизни Бежицы. Так, к шести часам утра булочная была полна свежеиспечённых булок, баранок, калачей и хлебов разных сортов, и рабочие, идя на работу, мог­ли по дороге купить себе нужное. Я любила смотреть, как быстро и старательно обслуживали продавцы по­купателей. Также было и с баней: она была открыта для мужчин допоздна по субботам и в кануны праздников.

В церковные праздники и по воскресеньям рабо­ты на заводе не было вообще. Кроме общезаводского праздника, Ильина дня, каждый цех им.ел и свой празд­ник — день своего небесного покровителя. В этот день в здании цеха обычно служили молебен. О каком-либо несчастье на заводе или в посёлке (пожар и т. п.) тотчас оповещали громким и протяжным гудком в неурочное время, как бы взывая о помощи. Никогда и ничего не утаивалось, наоборот, общественность всегда призы­валась к участию во всём.

У жителей Бежицы был свой уклад, который не­сколько менялся в зависимости от времени года, но во многом он был постоянен. Этот уклад как-то приспо­сабливался к заводу и его работе.

ИЛЬИН ДЕНЬ

Самым большим праздником в Бежице был, конеч­но, Ильин день — 20 июля — праздник завода. Начи­нался он обедней в большой церкви. После обедни на поляне перед церковью служили молебен: устраивался престол и перед ним расстилался ковер. Во крут престо­ла выстраивались в виде каре члены Вольнопожарного общества в форме, они держали шнур, охраняя престол, а народ стоял позади них. Молебен всегда проходил под открытым небом и, как я помню, под палящим солнцем.

Посте молебна был парад: пожарный обоз на ло­шадях в праздничной блестящей сбруе под бравурный марш духового оркестра проезжал галопом по поляне мимо публики и почти каждый год под раскаты грома.

«Это — говорили у нас, — Илья-пророк катит по небу на колеснице». Жаркий день разряжался пролив­ным дождём. После парада всем членам Вольнопо­жарного общества устраивалось обильное угощение: заводская пекарня пекла им очень много пирогов, не­обыкновенно вкусных, с начинкой из мяса и риса. Наш зять, муж старшей сестры Глаши, был членом Вольно­пожарного общества и приносил нам всем по пирогу, потому что сам он бывал уже к этому времени навеселе и ничего есть не хотел.

Вечером бывало всегда гулянье в парке Вольно­пожарного общества, который мы называли «Роща». Начиналось гулянье в четыре-пять часов всякими на­родными развлечениями и состязаниями: например, любой желающий мог подняться на высокий гладкий столб и с его верхушки достать карманные часы как премию либо добежать первым до цели в мешке, за­вязанном у горла, и получить тоже приз. Самым смеш­ным и забавным считалось состязание в еде пирога с черникой. На подставке в человеческий рост ставили пирог с черникой, четыре участника располагались вокруг пирога и начинали есть пирог по сигналу од­новременно, каждый со своей стороны вглубь. Кто скорее добирался до середины пирога, тот зубами вы­таскивал оттуда серебряный рубль. Конечно, многие участники смешили публику, поворачивая к ней своё лицо, испачканное черникой. Были и другие весёлые состязания. Весь вечер играл духовой оркестр.

ХОЗЯЙСТВО

Поднимались отец и мать обычно рано, в пять-шесть часов, всегда раньше, чем прогудит первый гудок. Отец собирался на работу, а мать давала ему завтрак, часто молоко с хлебом, а на работу резала ему на кусочки свойское сало на хлеб, иногда наливала и бутылочку молока, осенью давала и яблоко. Отец уходил па завод раньше, чем прогудит второй гудок, так как он никог­да не спешил и начинал всё делать с большим запасом времени. В Бежице не было тогда других способов со­общения, кроме извозчиков, и все ходили пешком.

Проводив отца на работу мать бралась за хозяйс­тво. Прежде всего она шла в хлев, убирала корову, а по­том доила её. На это у неё уходило часа два. Уже после коровы она принималась за печку. У нас была, как и у всех, русская печка. Пока шла топка, готовилась еда на весь день и грелась вода и для мытья посуды, и для питья корове. Для топки печки приносилась большая охапка дров. Дрова — «швырок» примерно в аршин длины — доставлял нам, как и всем, завод. Привозил за­водской возчик целый воз дров по заказу. Помню, мать бывала довольна, когда привозились дрова берёзовые, а не осиновые. Берёзовые хорошо горели, а осиновые всегда шипели, и из них выделялась жидкость.

Обед у нас был простой и неприхотливый в двенад­цать часов дня. Почти каждый день одно и то же: щи  разные, в зависимости от времени года: зимой из кис­лой капусты, летом — из щавеля, осенью — из свежей капусты; да каши, тоже разные, либо гречневая (чаще всего), либо пшённая с молоком или со шкварками от топлёного сала, а то и с маслом и жареным луком (пос­том). На ужин доедали всё оставшееся от обеда. Русская печь держала тепло до вечера. Рабочие с завода шли домой обедать, а кто далеко жил, оставался на заводе, и ему приносили в судках обед домашние. Только неко­торые, как мой отец, брали с собой завтрак на работу.

БУЧКА И БАНЯ

В каждой семье, а у нас были вообще большие семьи, важное место занимала стирка белья. Стирали бельё сами вручную. К стирке приготавливались заранее. Мать в намеченный день сразу же с утра начинала то­пить печь и нагревать щёлок: в воде варилась зола в ме­шочке, и вода становилась мягкой и мылкой. Тогда у нас ещё не было никаких стиральных порошков. Нагрев щёлока несколько больших чугунов, за корыто стано­вились мать и мои старшие сёстры и стирали белье с мылом. Обыкновенно к обеду кончали стирку всего бе­лья, а после обеда готовились уже его бучить. Это тоже была очень большая процедура: выстиранное бельё мать укладывала в нужном порядке в бук. Бук — это лёг­кая бочка из-под цемента с дырками в дне. Поверх уло­женного белья обильно накладывалась толстым слоем зола. Потом начинали специально топить печь, чтобы нагревать воду до кипения в больших чугунах и нака­лять бучки докрасна в углях. Бучка — это кусок сталь­ного рельса с дыркой. Кипящую в больших чугунах воду выливали на бельё в буке и тут же сразу опускали на ухвате в эту кипящую в буке воду раскалённую бучку. После этого бук прикрывали заслонкой или плотным рядном. Вода в буке долго бурлила и постепенно про­сачивалась через все бельё на землю через дырки в дне бука. Отбучив бельё раза три-четыре, оставляли бук с бельём стоять до утра следующего дня. Вся вода за это время стекала из бука. Утром следующего дня бельё вы­нимали из бука и несли на речку для выполаскивания в проточной воде, даже зимою полоскали на реке в про­руби. Сушили бельё на дворе или, зимою, на чердаке.

После такой стирки бельё становилось и чистым, и свежим, и даже ароматным. Так в то время народ хо­рошо и разумно, хотя и примитивными средствами, заботился о своём носильном белье.

Уделяя большое внимание стирке белья, мать не меньше заботилась и о нас всех. Раз в неделю она обя­зательно водила нас в баню. Две бани были заводские и работали четыре дня в неделю: по средам и четвергам для женщин, по пятницам и субботам — для мужчин. Шата за вход была разная, в зависимости от класса. Са­мая простая и дешёвая общая баня — три копейки за взрослого, а мы, дети — в придачу к матери бесплатно, во втором классе — пять копеек, пятачок, и в первом пятнадцать копеек. Мы ходили обычно в общую. И как мы там мылись! Воды можно было брать сколько хочешь, в парной вволю париться на верхних полках берёзовыми вениками (их приносили с собой), а по­том обливаться холодной водой.

Жажду после бани утоляли квасом или брусничным рассолом. В бане мы не только мылись, но и все про­студы излечивали в парной. Для железнодорожных ра­бочих и служащих была особая, бесплатная, баня при станции.

Сначала у нас была заводская квартира, так как отец не хотел связывать себя никакой собственностью. Вернее, он мечтал работать не на заводе, а в сельском хозяйстве. Поначалу эта квартира была хорошая и просторная. После же Столыпинской реформы наша семья уехала из Бежицы в купленное товариществом имение «Моски». Отец стал членом товарищества только что купленного имения. Из-за недостатка обо­ротных средств и нежелания других членов работать, отец не мог наладить, как нужно, хозяйство, и мы вер­нулись в Бежицу. Вот тут-то нам пришлось трудно с устройством: заводской квартиры мы не могли сразу получить, а частные нас не хотели впускать с большим семейством. Наконец-то после долгих прошений мы получили заводскую квартиру из одной комнаты и кухни в бараке. К счастью, с двумя сараями, где мать могла опять держать корову. Помню, как обрадовалась мать даже такой скромной квартире.

В Бежице каждая семья старалась обзавестись коро­вой. У нас же мать держала всегда молочную корову хо­рошей породы. Корова в нашей семье была ценнейшим подспорьем, потому что часть молока мать продавала в больницу. На вырученные деньги мать к праздникам делала нам обновки: покупала материю для платьев или для пальто. Сестра Лиза обшивала нас всех. Она была портниха-самоучка и шила довольно хорошо.

Коренные семьи были по большей части много­детны. Дедушки и бабушки были в почёте. В нашей семье было четырнадцать человек детей. За столом не хватало мест за обедом, поэтому взрослые дети стояли во втором ряду. Ели все из одной общей мис­ки деревянными ложками. Сваренное в щах мясо мать обыкновенно нарезала маленькими кусочками. По не писаному закону нельзя было зачерпнуть кусок мяса раньше отца. Если кто-либо из детей вёл себя не так, как надо, за столом, то ли вылавливал мясо из щей, то ли был небрежен с хлебом или что-либо в этом роде, отец тотчас хлопал его по лбу своей ложкой, что озна­чало: «Веди себя хорошо!»

РУНДУК И ТОВАРЫ

Заработок отца — грамотного кладовщика — со­ставлял перед войной тридцать пять рублей в месяц плюс наградные к Рождеству и к Пасхе. Хозяйство дома вела мать — неграмотная. В получку отец при­носил и отдавал все деньги матери, а она уже сама ухитрялась сводить концы с концами так, чтобы в доме не только всегда имелось всё нужное, но даже чтобы все были одеты и обуты. Поэтому, как толь­ко отец приносил получку мать с кем-либо из нас, детей, шла сразу же в продовольственный магазин со своими мешками и покупала прежде всего ржа­ную муку (пуда два) и пшеничную (пуд). Хлеб ржа­ной, булки и пироги мы пекли всегда сами в русской печи. Хлеб — по будням, булки — по праздникам. Тут же в бакалейном отделении покупали сахар (целую синюю голову фунтов в десять) и «Чай Высоцкого» (мать была большая любительница чая), покупали и всё остальное, необходимое. Уложив покупки на ручную тележку, мы везли их домой. Дома мать укла­дывала всё в рундук — специальный крепкий сундук, который стоял в чистом сарае, где был и погреб. В такой крепкий рундук с продуктами не могла залезть никакая мышь. Сделав покупку продуктов на весь ме­сяц, мать спокойно могла вести хозяйство, не бегая к соседям занимать-одалживать что-либо.

Молока своего у нас было всегда вволю. По утрам мы пили обыкновенно чай с молоком, сахар вприкус­ку. Молоко топили в печке. Почти все любили пенки в топлёном молоке. Да оно и понятно: под пенкой отста­ивались сливки в кувшине. Чтобы их никто не слизы­вал, у нас говорили, что, кто будет есть пенки с молока, у того будет ненастная свадьба.

По воскресеньям мы обязательно ходили в церковь к обедне. По воскресеньям же у нас бывали большие базары, куда ближайшие крестьяне привозили прода­вать свои продукты и товары: овощи, фрукты, сушё­ные грибы и свои изделия — холсты, лапти, веники и т. д. Как я помню, мы тоже старались использовать все дары природы.

Так спокойно и равномерно проходила жизнь. Ка­залось, что ничто не могло её всколыхнуть. У каждого были свои обязанности, и все исполняли их добросо­вестно. в

Публикацию подготовил Денис ТИТКИН.

Фото из личных архивов Георгия ШМЕРИНА, Геннадия КЛЮКИНА и самого автора

Заводская больница

Одна из утренних сценок на базаре

Новая постройка

Начальная школа

Богодельня-приют Бежицкого благотворительного общества

Бежица. Ремесленная школа им. княгини М.К. Тенишевой

Общественное собрание (клуб)

Церковь во имя святых первоверховных апостолов Петра и Павла

Выпуск ремесленной школы им. княгини М.К Тенишевой. 1917 год

Брянский завод. Сельскохозяйственный цех. Плужная мастерская

Парад пожарных на Ильин день

Пожарная команда

Отдых у Власовой будки

Павильон в народном парке

Старая деревянная казарма

Магазин

 

«Брян­ская ТЕМА»