СтраницаФильцовы

Брянская семья ФИЛЬЦОВЫХ и их друзья - о кроссовках «Симод», открытке на авто и греческой джинсовой ткани

Казалось бы, прошло всего двадцать лет, но чего только не говорят сегодня о самом начале девяностых годов! Для уточнения картины, по просьбе «Точки», о мелочах тогдашней жизни вспоминают члены дружной брянской семьи Фильцовых (родители — служащие) и их верные друзья.

Любопытно, что для Фильцова-старшего, поме­шанного на политике, те годы прошли под звук не выключае­мого телевизора. Бесконечные трансляции съездов народных депутатов, страстные речи не­понятно откуда взявшихся трибунов, взволнованные, пре­красные лица. Ощущения были, говорит он, что вот, как в поло­водье, прорвало плотину и смы­ло осуждаемую, косную жизнь, все ожидали, что грядет жизнь новая и прекрасная, она не за горами, она — рядом, может, даже завтра. И только ради это­го можно потерпеть временные неудобства с нехваткой еды и одежды и прочие небольшие огорчения. Сегодня это выгля­дит наивным, но тогда, гово­рит Фильцов старший, ужасно наивной была вся на глазах рушащаяся страна, и было бы странно, чтобы в одной семье в глубоко провинциальном Брян­ске кто-то думал и вел себя ина­че. Еще Фильцов вспомнил, как однажды он получил в пайке кусочек пастромы — делика­тесного копченого мяса, и все в семье поражались, что такое вообще может быть.

Собственного авто в семье Фильцовых не имелось, но вот у их друга Александра Лаврика как раз случилось особенное событие. В декабре 1990 года почтальонша со словами «По­везло!» принесла ему открытку. В открытке извещалось, что по­сле 15 лет ожидания подоспела очередь Лаврика на автомобиль «Жигули». Итак, у Александра имелось право на покупку, но не было искомой суммы. Тогда друг абхазец привел к Лаврику своего друга цыгана, у которо­го не было открытки, но были деньги. В итоге машина до­сталась цыгану с переплатой в тридцать процентов. Точную сумму сделки Лаврик в памяти не сохранил, зато хорошо пом­нит, что этот барыш позволил ему самому на черном рынке купить подержанные «Жигули». Бывают повороты судьбы, но соединило продавца и покупа­теля такое необычное обстоя­тельство: оба выделялись среди прочих покупателей и продав­цов тем, что носили галстуки. Продавец, тоже Александр, возглавлял передовой колхоз,  получил машину вне очереди за различные перевыполнения тпанов. Но тут понадобились средства на выдачу двух дочерей замуж. Средства, пред­лагаемые покупателем Сашей, были приличные, но все же не­достаточные. Тем более, что б/у :<Жигули» были прекрасны: экс­портного желтого цвета, который назывался «цветущая при­мула» плюс шведские стекла, японские ремни и венгерский аккумулятор.

  • А что у тебя еще может быть, в дополнение? — задум­чиво уточнил продавец.
  • Могу дать немецкий ковер три на два метра и женскую ду­бленку, почти новую, — сооб­щил Лаврик.
  • Годится, — согласился председатель. Обмен мате­риальными ценностями про­изошел в деревне, на родине председателя. Так Лаврик стал обладателем первой своей ма­шины. Она потом двенадцать лет пробегала, после чего Саша продал ее еще раз неким авто­некрофилам.

Вспоминая те времена, большинство с одинаковым воодушевлением клянет за антинародные реформы Егора Гайдара, подзабыв, что пер­вую попытку избавить народ от лишних и нелишних денег предпринял вовсе не он, а пре- мьер-министр Валентин Пав­лов при президенте Горбачеве. В январе 1991-го неожиданно для всех Михаил Горбачев вы­пустил Указ об обмене 50- и 100-рублевых купюр. Поменять деньги можно было только в трехдневный срок и в преде­лах среднемесячного зара­ботка. Реформа по своей сути была конфискационной. Цель — изъять из обращения, так сказать, избыточную денежную массу во имя предотвращения обвального роста цен. Говорят, что за три дня из оборота тогда изъяли 10 млрд. рублей, одна­ко на фоне общей наличности в СССР в 130 млрд. руб. это были копейки. Только народ надолго обидели и перепугали.

А вот как все выглядит на примере реальной судьбы. На­кануне 1991 года брянский ин­валид войны отец Ларисы А. продал за сто тысяч рублей свою «Ниву» и положил деньги на книжку. Умер он 19 января, а 21-го был объявлен горбачев­ский Указ. Деньги отца Ларисы на госхранении тут же умень­шились в десять раз. Впрочем, и получить их в первые дни было нельзя. Даже гроб для инвали­да войны было купить негде и не на что. Занимали деньги по друзьям, а похоронить ветера­на смогли только на четвертый день. Позже из полученных де­сяти тысяч вдова на треть сум­мы поставила мужу памятник, а еще по три тысячи отдала сыну и дочери. Лариса вспомина­ет, что на свою долю на рынке смогла купить пуховик, — вот как стремительно обесценились отцовские деньги.

Посте Фильцову в 1991 году было шестнадцать. Он вспоми­нает, что тайно мечтал о нор­ковой шапке — обманке, ее носили несколько ребят в его классе. Эта мечта не сбылась, а потом и такие шапки носить перестали. А еще он хотел джинсовую куртку. Вначале ему подогнали от знакомых на­стоящую куртку фирмы Lee, но она была столь древняя, что вскоре практически распалась на этом бойком молодом чело­веке. Тогда в семье вспомнили о хранившейся несколько лет в шкафу про запас купленной неодолимой греческой джин­совой ткани. А неодолимой она была потому, что наши швейные машинки ее не брали. Договорились так: сын станет крутить ручку машинки, а мама уж как-нибудь построит вожде­ленную куртку. Доработались до кровавых мозолей, но сча­стье Фильцова-младшего того стоило, — в самошивной курт­ке из греческой ткани он был прекрасен, что подтверждают сохранившиеся фотографии.

А еще Фильцов младший помнит, как в пору тотального дефицита родной город попы­тался приодеть выпускников. Брянские таможенники конфи­сковали на границе целый вагон с контрафактными китайскими пуховиками. Эти пуховики до­стались по спискам выпускни­кам — школьникам. Жуткие пу­ховики выглядели как костюмы химзащиты. Фильцовы пуховик выкупили и по согласию сына тут же выменяли на рынке на но­вую швейную машину для мамы. А еще можно было по талонам выкупить носки, трусы, а для девушек даже сапоги-ботфор- ты Брянской обувной фабрики. Стоили ботфорты недешево, но выглядели практически так же, как у девиц из знаменитой тог­да чумовой группы «Мираж». И много слез, говорит Констан­тин, выплакали некоторые из его одноклассниц, разводя ро­дителей на покупку указанных ботфортов. Хотя с другой сто­роны — как недалеко в ту пору находилось счастье! В магазине с ботфортами!

Фильцова Тина (13 лет в 1991 году) вспоминает, как она всего-то хотела обладать по­лиэтиленовым пакетом с паль­мами и песчаным пляжем, как у двух девочек в классе, но где было взять такой пакет? Зара­ботала местная фабрика, стала делать обувь вроде бы по ита­льянским лекалам. И тут же в одинаковых сапогах стали хо­дить не только школьницы, но и учителя. А еще она наконец смогла попробовать батончики Сникерс и Баунти. Правда, поку­пали их тогда по одной штучке только раз в месяц. Дорого!

При пустых полках магази­нов народ с еще большим эн­тузиазмом обратил свои взоры на землю. В массовом порядке всем раздавали участки, и кто- то брал про запас и два, и пять. Друзья Фильцовых, с завода № 192, к примеру, пытались вы­ращивать картошку на целине, в сорока километрах от города. Увы, у них, городских, ничего не получилось. А вот упомянутый выше Лаврик неожиданным образом преуспел. Обретенный знакомый председатель пред­ложил ему посадить картошку на колхозных огородах. Земля там оказалась, как пух. Алек­сандр собрал пятьдесят мешков и за проданную картошку купил четыре новых колеса.

В то непонятное время для многих стал спасением рынок. Что прежде обществом и вла­стью осуждалось, каралось, теперь было высоко поднято, как Знамя предприимчивости. Александровых на рынок при­вело безденежье. Они под­смотрели неожиданный товар — деревянные массажеры для автомобильных кресел, которые производила одна артель. Вот и отправились в народ с этими массажерами. Как ни удивитель­но, предприятие имело успех, и массажеры два года неплохо кормили это семейство. Катя Александрова вспоминает, что впервые в жизни они могли по­купать детям вдоволь бананов, причем, сразу целую коробку.

На Новый 1991 год каким-то чудом они купили целый ящик зефира. И вот вывалили зефир в таз, поставили на праздничный стол и принялись уплетать всем семейством. С тех пор, говорит, она видеть не может этот зефир.

Записал Ю.Ф.