Страницадятьковском

1937 год в Дятьковском районе Брянщины

В отечественной исторической, публицистической и художественной литературе,
написанной в последние десятилетия и посвященной общественно-политической ситуации в
СССР в 1930-е гг, нередко сравниваются и порой противопоставляются друг другу два наиболее
трагических отрезка этого десятилетия: начало 30-х гг., время «великого перелома» в деревне, и
1937-1938 гг., время «ежовщины».
Если первый период, связанный с раскулачиванием, оценивается чаще как трагедия русской
деревни, то жертвы второго у некоторых «второе не вызывают особого сочувствия, поскольку их
гибель или лагерные страдания рассматриваются как своеобразное историческое возмездие за все,
совершенное ими (или их отцами) в годы «красного террора» и «великого перелома».
На наш взгляд, такой подход объясняется скорее эмоциями, чем исторической
объективностью. Не останавливаясь подробно на этом вопросе, можно все - таки отметить, что
хотя масштабы борьбы с кулаками и «подкулачниками» были шире, а общее количество
репрессированных (включая их семьи) составляло за первую половину 30-х гг. более 5 млн.
человек, тяжесть карательных мер в 1937-1938 гг. была не соизмерима с карательской практикой
начала 30-х гг. Из полутора с лишним миллионов репрессированных в 1937-1938 гг. более 40%
было расстреляно, а основная часть остальных на 8-10 лет запрятана в лагеря, откуда большинство
их уже не вернулось. Это все-таки не равнозначно применявшейся к кулакам высылке, даже с
учетом неблагоприятных условий в районах, куда отправляли раскулаченных.
Следует иметь в виду, что в 1930-1931 гг. репрессивные меры судебных органов
применялись в большинстве случаев к людям, действительно выражавшим свое несогласие с
партийно-государственной политикой в деревне, свое недовольство произволом, что давало
властям основание квалифицировать эти проявления недовольства как антисоветскую и
антиколхозную агитацию, определяя в качестве меры наказания 3-5 лет лагерей или такой же срок
высылки в Северный край и другие подобные места. В 1937 г., особенно к концу года, ситуация
была другой. Люди боялись открыто проявлять свое недовольство и поэтому большинство дел
было или просто сфальсифицировано работниками органов НКВД, или подготовлена по доносам
(нередко инициированных теми же работниками). Были явно ужесточены и меры наказания по
политическим делам. «антисоветскую агитацию» (под этот термин можно было подогнан. все, что
угодно) в первой половине года еще давали обычно 5 лет лагерей (хотя иногда наказания были
более суровыми), в последние же месяцы 1937 г. наиболее обычными мерами наказания были лет
лагерей или расстрел (8 лет лагерей считалось уже снисхождением). Наконец, еще одно
предварительное соображение. Карательные меры в 1937 г. испытали на себе не только
руководители высших и местных партийных, советских, хозяйственных и прочих органов
абсолютное большинство репрессированных и в это время составил рядовые рабочие, крестьяне,
представители трудовой интеллигенции. Данные по Дятьковскому району наглядно подтверждают
тенденцию.
Основным источником для настоящего сообщения некоторые материалы Государственного
архива Брянской области, а первую очередь, - закрытые ранее дела, содержащие постановлении
президиума Брянского областного суда о реабилитации граждане обоснованно осужденных за так
называем «контрреволюционные» действия. Фонд этот не слишком обширен по количеству дел,
но почти каждое содержит сведения о многих десятка и сотнях несправедливо осужденных, а
затем реабилитированных. Эти дела, естественно, не дают исчерпывающих сведений обо всех
репрессированных по обвинениям политического характера, но общую картину «ежовщины» на
территории Брянского края, включая Дятьковский район, они позволяют восстановить.
Своеобразный толчок для расширения репрессий в отношении инакомыслящих был дан в
августе 1936 г., когда в ходе процесса над «троцкистско-зиновьевским центром» были обвинены в
антисовет шпионской, вредительской и террористической деятельности и расстреляны все 16
привлеченных к нему лиц, в том числе так видные деятели партии и Советского государства, как
Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, И.Н. Смирнов и др.
Поиски «недобитых троцкистов» начались по всей стране, миновали они и Брянщину. В
Дятьковском районе главным «гнездом» политических противников И. В. Сталина, по версии
карательных органов, оказался поселок Бытошь. Оба обнаруженных политических дела по
Дятьковскому району за вторую половину 1936 г. относятся бытошским «троцкистам».
По «делу 11-ти» были в основном привлечены работники Бытошского стекольного завода (4
мастера, 3 резчика стекла, газовщика), а также парторг на строительстве школы в поселке Бытошь
Кирилл Павлович Медведев и заведующий сберкассой в городе Брянске Алексей Еремеевич
Ерохин (оба родом из Бытоши). Состав осужденных по «делу 6-ти» был более пестрым: два
резчика стекла Бытошского стеклозавода, заведующий плановым отделом и рабочий металлист
Бытошского чугунолитейного завода, экономист торфопредприятая в поселке Бытошь,
заведующий нефтебазой местной МТС.
Все они обвинялись в том, что в 1927 г. входили в состав троцкистской группы (в одном
случае в качестве руководителей группы назывались И.С. Курков и Р.А. Ващекин, по делу не
проходившие; в другом случае упомянута просто «контрреволюционная троцкистская группа»). В
ходе проведенной в конце 50-х гг. перепроверки никаких материалов, подтверждающих
существование в Бытоши организационно оформленных троцкистских групп, не обнаружено.
Осужденные отмечали, что печатавшиеся в «Правде» сообщения о партийных дискуссиях
1927 - 1928 гг. членами партии (а все осужденные были ими) активно читались и обсуждались.
Вполне естественно, что некоторые взгляды «левой оппозиции» могли находить определенную
поддержку. Разделение осужденных на два дела было произведено дятьковскими работниками
НКВД, скорее всего, для формального увеличения результатов своей работы, причем делалось это
кое-как. К примеру, родные братья Иван и Давыд Сергеевичи Варфоломеевы, оба из деревни
Каменка Рогнединского района, работавшие резчиками стекла на Бытошском стекольном заводе,
проходили по двум разным делам.
Среди осужденных были представители технической интеллигенции, но не
дореволюционной, а получившей высшее образование уже в советское время (зав. плановым
отделом чугунолитейного завода Николай Сергеевич Родатов, экономист Михаил Сергеевич
Шевелев), работники среднего звена (мастера Григорий Акимович Иванов из Бытоши, Алексей
Иванович Ивченков из соседней деревни Сельцо, братья Иван и Василий Тимофеевичи Алексеевы
родом из Стеклянной Радицы), но основную часть составляли кадровые рабочие из Бытоши,
Чернятич, Стеклянной Радицы, Щеткина Бора - тех мест, где имелись заводы, на которых, скорее
всего, работали еще их отцы.
Большая часть бытошских «троцкистов» была осуждена на 5 лет лагерей, некоторые - на 3
года. Как сложились судьбы большинства дальше, неизвестно. Вернулся в Бытошь осужденный на
3 года рабочий чугунолитейного завода М.Н. Смирнов, к моменту реабилитации жил в Воркуте М.
С. Шевелев. С нею оказались связанажизнь еще одного осужденного - Ивана Егоровича
Овчинникова родом из д. Старая Рубча, работавшего в 1936 г. зав. нефтебазой МТС, получившего
5 лет лагерей и оказавшегося в Воркуте. Хотя в 1941 г. он отбыл свой лагерный срок, но поскольку
началась Великая Отечественная война, был оставлен в «Воркутастрое» на положении
заключенного. В 1944 г. И. Е. Овчинникову по доносу «стукачей» добавили еще 6 лет лагерей «за
антисоветскую агитацию... среди заключенных» и «клевету на карательную политику Советского
Союза» Досрочно освобожденный за ударный труд, он вернулся в родные места, поселился в
деревне Савчино и устроился работать в колхоз им. Ильича. Но пребывание его здесь оказалось не
долгим: в сентябре 1949 г. он вновь был арестован (без всякой новой вины) и отправлен на
поселение в Красноярский край.
Когда осенью 1936 г. новым руководителем НКВД был назначен Н. И. Ежов, то на первых
порах это не повлияло на активность местных органов по разоблачению «врагов народа».
Основное внимание нового руководителя НКВД (действовавшего, впрочем, не столько по
собственной инициативе, сколько по указаниям И.В. Сталина) было направленно на подготовку и
проведение новых громких политических процессов: «параллельного троцкистского центра»
(Ю.Л. Пятакова, Г.Я. Сокольникова, К.Б. Радека, Л.П. Серебрякова, Н.И. Муралова и др.) в январе
1937 г. и «троцкистской военной организации» (М.Н. Тухачевского, И. И. Уборевича, И. Э. Якира,
А.И. Корка и др.) в июне 1937г.
Поиски «троцкистов» продолжались и на местах. В начале 1937 г. на 5 лет лагерей был
осужден бытошский стеклодув А. Г. Григорьев. Хотя он никогда не состоял в каких- либо
троцкистских группах, его «вину» удалось «обнаружить». Оказывается, он в 1927 г. участвовал в
забастовке на Бытошском заводе; выступая на рабочих собраниях, требовал повышения
заработной платы, порой защищал троцкистов словом, «состав преступления» был налицо.
Поскольку реальных «троцкистов» найти не удавалось, начальник Дятьковского РО НКВД
Стриго пошел на провокацию. По его заданию тайные сотрудники НКВД М.М. Косарев и И.И.
Абрамов начали Б беседах с другими людьми распространять троцкистские взгляды, чтобы
выявить сочувствовавших им. Так удалось «раскрыть» (точнее, придумать) еще одну
«контрреволюционную троцкистскую организацию», правда, состоявшую всего из трех человек:
двух резчиков стекла Бытошского стеклозавода Д. Н. Глыбовского и П. Ф. Парфиненко, а также
уроженца Бытоши, работавшего формовщиком Любохонского завода В. С. Лапина. Все они в
июле 1937 г. получили по 5 лет лагерей.
В августе - начале сентября 1937 г. на такой же срок были осуждены Б. Е. Андреев, 1908 г.
рождения, и К. А. Степичев, 1905 г. рождения. Первый из них в 1927 г. работал в Брянском
губернском статистическом комитете, был вовлечен в руководимую Невструевым троцкистскую
группу, но контактировал с ней недолго. В1929 г. вступил в ВЛКСМ, в середине 30-х гг. вплоть до
своего ареста работал заведующим Дятьковскрй райсберкассой. К.А. Степичев в 20-е гг. работал
на Людиновском машиностроительном заводе, был членом партии. В 1928 г. на одном из
партийных собраний проявил примиренческие настроения по отношению, к троцкистам, за что
ему было в партийном порядке поставлено на вид. В дальнейшем он твердо держался партийной
линии и в 1935 г. уже работал парторгом дистанции пути на ст. Дятьково. Когда начались поиски
«троцкистов», К.А. Степичеву вспомнили его прежние колебания, исключили из партии и
оправили в лагерь, хотя никаких проявлении антисоветской деятельности установлено не было.
Перечисленные дела, при всей их правовой несостоятельности., были лишь прелюдией к
тому репрессивному беспределу, который разыгрался в Дятьковском районе, как и в других
местах, в последние месяцы 1937 г. С конца сентября 1937 г. до начала января 1938 г. (т. е. менее
чем за три с половиной месяца) только по выявленным делам в районе было приговорено к
высшей мере наказания (расстрелу) более 40 человек, к 10 годам лагерей более 70, к 8 годам
лагерей - около 20.
Начало было положено крупным групповым делом дятьковских и брянских церковников, по
которому привлекалось около 30 человек. В отличие от большинства других подобных дел, это
дело было сфальсифицировано лишь частично и поэтому большинство осужденных в
определенной степени признали свою вину. Суть его такова. Когда в конце 20-х годов началась
новая волна религиозных гонений, закрытия и разрушения храмов, брянские архиепископы
Матвей (Храмцов) и Даниил (Троицкий) начали организовывать вокруг себя брянских
священников, и церковный актив с целью возможного противодействия антирелигиозным мерам,
а также для оказания материальной поддержки церковнослужителям, репрессированным по
религиозным мотивам. В числе единомышленников архиепископов, помимо жителей Брянска,
были священники церковные активисты из Дятьково и ряда селений Дятьковского района. После
смерти в 1935 г. обоих архиепископов руководство подпольной церковной организацией в
Дятьковском районе возглавили благочинный Александр (Введенский) и священник Иоанн
(Клестов). По делу были привлечены основная часть духовенства Дятьковского района, некоторые
церковные активисты и даже просто сочувствовавшие Приговор был суровым: для большинства -
расстрел, лишь для некоторых - 10 лет лагерей. В число таких «счастливчиков» попал
председатель одного из колхозов деревни Бацкино Ф. А. Коноваленков, а вот председатель
другого бацкинского колхоза В. К. Поляков получил высшую меру наказания, равно как и еще два
колхозника из этой деревни: Д.К. Митронин и А.И. Симаков. Большинство же расстрелянных
составили, естественно, священники.
В числе других больших групповых дел этого времени можно назвать следующие: дело
террористической эсеровской организации «колхозное дело»; дело колхозников из д. Савчино;
дело живших в Дятьково уроженцев г. Волхов (по каждому из перечисленных дел проходило 10
или немногим более человек), а также дело «эсеро-кулацкой группы» из 18 человек и еще одной
группы под таким же названием, связанной с цементным заводом (23 человека).
Естественно, что в сообщении нет возможности подробно рассмотреть все эти дела и
поэтому придется ограничится отдельными примерами. В числе расстрелянных по делу
террористической эсеровской организации были в основном кадровые рабочие из Дятькова и
поселка Старь, причастные к революционному движению еще в царское время, но
разочаровавшиеся в политике Советской власти. Помимо жившего в п. Старь пенсионера из
рабочих Василия Самуиловича Благодетелева, объявленного руководителем этой организации,
можно назвать Федора Павловича Разрезова (из рабочих, закончившего в 1903 г. курсы
бухгалтеров и работавшего перед арестом старшим бухгалтером Дятьковского лесопильного завод
был с 1917 г. членом ВКП(б), но в 1922 г. выбыл из нее по собственному желанию), пенсионера из
Стари Николая Филипповича Зудкина, не раз позволявшего себе резкие критические
высказывания в адрес властей. Так, на одном из цеховых собраний на стеклозаводе Н. Ф. Зудкин
заявил: «Ну, какая же это жизнь, мы... только ... говорим на разных собраниях, совещаниях,
заседаниях и т. д., из пустого в порожнее, а дела нет, нет ни хлеба, ни денег, никто не думает
обеспечить рабочих, а только собирают собрания... Голодный рабочий работать не может» Во
время перебоев со снабжением хлебом он же публично жаловался «За куском хлеба стой в
очереди с 9 часов вечера до 9 часов утра.»
Нередко участников коллективных дел группировали по земляческому принципу. Так были
объединены в одно дело десять уроженцев деревни Савчино, близ Бытоши. Все они были
обвиненены в том, что являлись кулаками, а затем, став колхозниками, занимались
вредительством и контрреволюционной агитацией. При проверке дела выяснилось, что все
обвиненные были середняками, добросовестно работали после вступления в колхоз, но затем
некоторые предпочли устроиться на соседние Бытошские стекольный и чугунолитейный заводы.
Вины своей они не признали (ее, по всей видимости, и не было), но, тем не менее, получили по
десять лет лагерей. Отдельные савчинские семьи потеряли не по одному человеку: среди
осужденных были отец и сын Дмитрий Тимофеевич и Александр Дмитриевич Симутины, братья
Илларион и Тимофей Ерохины, Иван и Николай Беликовы.
Чисто земляческим5ыло еще одно групповое дело, по которому проходили уроженцы г.
Волхова, проживавшие в Дятьково. В основном это были выходцы из кустарей - ремесленников и
торговцев. Поскольку представители этих групп населения относились новой властью к мелкой
буржуазии, они испытывали и налоговые тяготы, и правовые ограничения, а порой - и произвол
местных властей, поэтому попытки некоторых из них перебраться на новые места жительства
вполне объяснимы. Столь же естественно было и желание земляков общаться друг с другом, но в
оценке работников НКВД это общение выглядело подозрительно. А отсюда - лишь один шаг до
обвинения в сговоре с целью антисоветской деятельности. В результате трое (плотник
Дятьковского хрустального завода В.Д. Мигачев, грузчик А. И. Подщеколдин, работник
Дятьковского торга Н.А. Щеголев) были приговорены к высшей мере наказания, трое - к 10 годам,
трое - к 8 годам лагерей.
Одним из наиболее значительных по числу привлеченных было дело так называемой
«контрреволюционной эсеро-кулацкой группировки», которое рассматривалось в самом конце
1937 г. Состав 19 осужденных по этому делу был очень «пестрым» и по месту рождения, и по
месту работы. Большинство составляли уроженцы Дятьковского района (4 - из Ивота, по 2 - из
деревень Сельцо, Ивановичи, Свиридов Хутор, по 1 из Стари, Немерич, Особенки), четверо были
уроженцы близких (Жиздринского, Людиновсшго, Жуковского, Клетнянского) районов, двое
приехали сюда из более далеких мест. Двое из осужденных были пенсионерами (С.А. Козельский
из Ивота и П.В. Маслов из Стари), трое - служащими (П.Г. Богословский - бухгалтер Дятьковской
районной больницы, В.В. Громов - бухгалтер Дятьковского хрустального завода, П.И. Мешков -
счетовод Бытошского стеклозавода), но основную часть составляли рабочие, из них 7 - с
Бытошского стеклозавода, 4 - с Ивотскогостеклозавода, 2 -железнодорожники-путейцы. Хотя все
привлеченные по делу виновными себя не признали, это ничего не изменило Большинство
получило по 10 лет, а двое (П.Д. Голиков, работавший на Бытошском стеклозаводе, и А.И.
Блюдин, рабочий Сельцовского карьера) были расстреляны.
Днем раньше, 28 декабря 1937 г. та же «тройка» по Орловской области вынесла приговор по
еще одной крупной «антисоветской эсеро-кулацкой» группе, столь же пестрой по составу. Из 23
осужденных 18 были уроженцами различных селений Дятьковскоги района (11 из деревень
Березино и Боровки, расположенных рядом с цементным заводом, остальные - из Любохны, сел
Слободище и Пупково, д. Неверь, поселков Щученка и Будочки); еще пятеро, жившие в п.
Щученке, переселились из сел Старые Бобовичи и Старый Вышков Новозыбковского района.
Большинство осужденных работало на цементном заводе; кроме того, были рабочие заводов им.
Урицкого, Любохонского чугунолитейного, пожарник Дятьковского хрустального завода, зав.
нефтебазы Дятьковской МТС, четверо колхозников. 22 человека, проходивших по делу, получили
по 10 лет лагерей, а С.М. Галицкий из Любохны был приговорен к расстрелу (вероятнее всего,
вспомнили его службу в звании поручика в колчаковской армии)
Характер дела во многом разъясняют некоторые детали, вскрывшиеся позднее. Главный
свидетель по делу, некий П.С. Сенин, был завербован в качестве агента Дятьковского РО НКВД и
играл роль не только провокатора, но и злостного клеветника. О его облике говорит тот факт, что
во время Великой Отечественной войны он выдал немецким оккупантам нескольких советских
патриотов, за что был позже осужден на 25 лет лагерей (значит, не все узники лагерей
заслуживают сочувствия и доброй памяти). В то же время, ряд осужденных по «делу
цементников», как показали при перепроверке знавшие их люди, полностью поддерживал
Советскую власть. Членами ВКП(б) были уроженцы д. Березино Степан Ананьевич Игнатов, Иван
Матвеевич Прокопов, Андрей Григорьевич Яшкин. Последний участвовал еще в революции 1905-
1907 гг., когда примыкал к эсерам. Позже поддерживал линию большевиков, «был предан
Советской власти. Жившие в Щученке братья Дмитрий и Сергей Владимировичи Ковалевы
(последний был также членом ВКП(б) «активно участвовали в проведении мероприятий
Советской власти», а сын С. В. Ковалева в звании полковника погиб на фронте Великой
Отечественной войны.
Бывали и групповые дела с небольшим количеством участников. Таким было, например,
дело колхозников изд. Годуновки, по которому были осуждены 3 человека: отец и сын Симутины
(Сергей Трофимович был рядовым колхозником, а комсомолец Иван Сергеевич - председателем
колхоза), а также конюх колхоза Т. Е. Богатинов. Составленную из этих людей
«контрреволюционную группу» обвинили во вредительстве и антисоветской агитации, С.Т.
Симутина расстреляли, двух других отправили в лагеря.
Еще одну группу, по воле работников НКВД, составили путевые обходчики 18-й дистанции
пути Г.Д. Моисеев (из д. Колятчино), Ф.К. Джура и ремонтный рабочий той же дистанции пути
Г.П. Мамко. Обвинение было весьма серьезным («контрреволюционная подрывная работа на
железнодорожном транспорте»), и, хотя все арестованные в декабре 1937 г. железнодорожные
рабочие вины своей не признали (в реальности они лишь выражали недовольство
материальными (условиями своей жизни), приговор оказался беспощадным - расстрел. Привели
его в исполнение в январе 1938 г. Месяцем раньше такой же приговор был объявлен и еще одному
путевому обходчику 18-й дистанции пути на станции Дятьково - Е. П. Ковылину. Репрессирован
(получил 10 лет лагерей) был и начальник службы пути ст. Дятьково. Г. Абдула.
В числе других дятьковцев, репрессированных в 1937 г. и реабилитированных через два
десятка лет, были: пенсионер из Любохны Федор Владимирович Карпов, еще в годы первой
русской революции распространявший эсеровские листовки и поэтому осужденный к расстрелу
как руководитель террористической эсеровской организации, хотя в реальности эсеровская группа
в Любохне распалась еще в 1913 г. и больше не воссоздавалась; Карл Францевич Островский и
Вацлав Эразмович Гурский, работавшие на Дятьковском хрустальном заводе (первый -
засыпщиком, второй -технологом) и осужденные, соответственно, к расстрелу и 10 годам лагерей,
по сути лишь за то, что были поляками. 10 лет лагерей получил и поляк Иосиф Иосифович
Карпинский, работавший холявным мастером на Чернятинском стекольном заводе в Стари, хотя
он был одним из лучших специалистов. Расстрелян был работавший на том же заводе бригадиром
Николай Александрович Федькин. В числе получивших лагерные сроки 8-10 лет были рабочие
цементного завода К.И. Королев из Любохны и И.Е. Карпачев из деревни Доманово, рабочий
Дятьковского хрустального завода С.В. Шепырев (баптист из д. Невери), рабочий Бытошского
стеклозавода Г.Д. Симутин из деревни Савчино, братья Н.Ф. и Л.Ф. Балясниковы из п. Петровский
Завод (обоим было уже за 60), один из первых организаторов и руководителей колхоза в с.
Слободище А.Н. Лагутин, колхозник из поселка Щученка Т.С. Ткачев, одним из первых
вступивших в колхоз...
Здесь, естественно, названы далеко не все репрессированные в 1937 жители Дятьковского
района, а лишь часть тех, кто был реабилитирован во второй половине 50-х начале 60-х гг. Для
определения полных масштабов массовых репрессий нужна дополнительная работа с
документами.
Может вызвать недоумение то обстоятельство, что на Брянщине основные репрессии
периода «ежовщины» приходятся сравнительно небольшой отрезок времени - сентябрь-декабрь
19371 (ведь Н.И. Ежов возглавлял Наркомат внутренних дел с сентября 1936 по ноябрь 1938 гг.).
Однозначного ответа на этот вопрос нет, но некоторые соображения можно высказать.
Во-первых, 28 июня 1937 г. Политбюро ЦК ВКП(б) своим секретным решением обязательно
выявить всех ранее «высланных кулаков» (к этому времени у большинства репрессированных за
годы коллективизации закончился 5-летний срок лагерей или высылки), учесть их и разделить на
две категории: «наиболее враждебно настроенных «(их ожидал расстрел) и остальных (им
предстоял 10-летний лагерный срок). Общая численность этих людей, а также добавленных к ним
«бывших» (офицеров царской армии, эсеров, священнослужителей и т.д.) была определена в 300
тысяч человек.
Во-вторых, 11 июля 1937г, завершился процесс руководителей «военно-фашистского
заговора в РККА» (дело М.Н. Тухачевского и других), которые на следующий день были
расстреляны. По некоторым данным, на несколько дней был отсрочен расстрел И.И. Уборевича,
бывшего командующего Белорусским военным округом.
У него «выбивали» показания на близкого товарища, первого секретаря Западного обкома
ВКП(б) И.П. Румянцева. В Смоленск, бывшим центром Западной области (куда входила и
Брянщина), 16.07.1937 года прибыл Л.М. Каганович и несколько других представителей из
Москвы. «Ввиду преступной связи с Уборевичем», И. П. Румянцев был снят с работы и 17 июля
арестован (в октябре 1937 г. его расстреляли). Фактически было разгромлено все прежнее
руководство области. Из 15 членов бюро обкома, избранных на областной партконференции в
начале 1937 г., 14 были исключены из партии и затем репрессированы. Привезенные из Москвы
новые руководители обкома (Д.С. Коротченко), облисполкома (К.П. Бидинский), облуправления
НКВД (В.А. Каруцкий) проявляли особое рвение в раскрытии «враждебных элементов». К
примеру, В.А. Каруцкий, получивший от Н.И. Ежова разнарядку на тысячу лиц, подлежащих
расстрелу, настаивал увеличивать ее более, чем вдвое. Соответствующие цифры доводились до
каждого района, причем, некоторые брались под особый контроль. В их число, к сожалению,
попал и Дятьковский район.
Первоначально репрессии обрушились на партийных, советских и хозяйственных
руководителей области и райкомов. Со второй половины июня до конца 1937 года из партии было
исключено более 2 тысяч человек (т.е. каждый восьмой член ВКП(б) области), из них примерно
каждый четвертый был арестован и осужден как контрреволюционер. Общее число арестованных
за это время превысило 12 тысяч человек, из них 4 500 было расстреляно. Нужно только иметь
ввиду ненадежность этих цифр, поскольку в конце сентября 1937 г. было принято решение о
разделении Западной области на Смоленскую и Орловскую (Брянщина отошла к последней), и
поэтому дела, решенные «тройкой» по Орловской области в октябре-декабре 1937 г. в Смоленске
уже не фиксировали (за исключением дел на железнодорожном транспорте). Не вызывает
сомнения, что новые власти Орловской области, и руководители районов (также в значительной
степени новые) не могли корректировать уже имевшуюся разнарядку по контрреволюционным
делам в сторону уменьшения, а скорее, наоборот, должны были проявлять особую бдительность и
непримиримость к « врагам ».
В-третьих, местные органы НКВД действовали в то время фактически бесконтрольно, и
карьеристские устремления отдельных руководителей подталкивали их к особой активности, что
сопровождалось многочисленной фальсификацией дел. Одним из таких руководителей оказался
начальник Дятьковского НКВД Стриго. Еще в начале 1937 г., когда Стриго возглавлял РО НКВД в
Стародубе, в Смоленск была направлена жалоба от начальника Стародубской тюрьмы, где
указывались многие факты злоупотребления Стриго служебным положением, взяточничества и
т.п., но вместо наказания Стриго перевели в другой район - Дятьковский, где он и проявил себя в
полной мере. Под стать ему были и некоторые его подчиненные.
Когда в 1939 году, послеприхода к руководству органами НКВД Л.П. Берии, начался
пересмотр многих состряпанных ранее дел, Стриго за многочисленные факты нарушения
законности и фальсификации дел был осужден на 6 лет лагерей. Были осуждены или уволены из
органов и еще несколько работников Дятьковского отдела НКВД.
Наконец, последнее. В обстановке массовых репрессий, разжигания психоза вокруг «врагов
народа» широко процветали и фактически поощрялось доносительство. Хотя в Дятьковском
районе такие примеры не были многочисленны, но тем не менее они все-таки были. Так,
колхозник из д. Сельцо Е. Е. Сидоров, добросовестно работавший, но не поладивший с местным
председателем сельсовета, по доносу последнего был не только арестован, но и приговорен к
расстрелу.

Крашенинников, Владимир Викторович.