Брянщина. Дефицит в СССР как это было.
Новая, «брежневская», элита отказалась от концепции быстрого развития ради «стабильности», обернувшейся на практике отставанием. Темпы роста ВВП, которые в 50-е составляли в среднем 8% в год, снизились в 60-е до 5,5% и в 70-е — до 4%. Соответственно, в условиях «торможения» национальный продукт начал распределяться избирательно. Если каста чиновников и партийных работников ни в чем особо себе не отказывала, то остальная страна, так и не успев «догнать Америку», роптала в очередях и сочиняла анекдоты о «социалистическом изобилии».
Главным героем наступившей эпохи вместо военных и космонавтов становится тот, кто распределяет. Его величество Продавец, Завмаг или, как шутил всесоюзный юморист Аркадий Райкин, — «Директор-магазин». «Вас много, а я одна» — излюбленная фраза «работника прилавка», как почетно обозначалась должность продавца.
Воодушевление от космических побед отходит на второй план. Жизнь советских людей входит в колею обывательскую — поэтапное приобретение, «доставание» тех или иных дефицитных вещей. Этапы «потребительского роста» для среднего советского человека выглядели следующим образом — ковер, хрусталь, мебельная «стенка», цветной телевизор, автомобиль. Все стоило очень недешево, потребительских кредитов фактически не существовало и за многими вещами приходилось годами «стоять в очереди».
Существование среднестатистического человека в условиях дефицита походило на постоянную «охоту»: те, кто не смог оказаться включенным в цепочки ВИП-распределения, старались повсюду заводить «полезные связи». Обычно речь шла о директорах магазинов, заведующих отделами в торговых точках, завхозах.
Приобретение дефицита часто напоминало секретную операцию — сначала звонок от «своего человека», потом стремительный рейд в магазин, чтобы там, скрываясь от взглядов прохаживающихся вдоль пустых полок посетителей, полулегально приобрести, зачастую без примерки (если речь шла об одежде), «отложенную» для тебя вещь.
Конечно, уровень товарного дефицита в разных регионах сильно различался. Каждый населенный пункт СССР был отнесен к одной из «категорий снабжения». Всего их было четыре: особая, первая, вторая и третья. К особой и первой категориям относились Москва и Ленинград, крупные промышленные центры, а также такие союзные республики, как Литва, Латвия, Эстония и курорты союзного значения, например, Кавказские Минеральные воды. Жители этих промышленных центров имели право получать из фондов централизованного снабжения хлеб, муку, крупу, мясо, рыбу, масло, сахар, чай, яйца в первую очередь и по более высоким нормам. Потребители особого и первого списков составляли примерно 40% от всех снабжаемых дефицитом, но получали львиную долю государственного снабжения — 70-80%. Если не считать городов-миллион-ников, то в среднем хуже всего продуктами питания и промышленными товарами снабжалось именно население РСФСР.
Таким образом центр тогда «покупал» лояльность союзных республик. Тем, кто жил в небольших городах, приходилось довольствоваться весьма скудным перечнем товаров. При этом в рамках плановой распределительной экономики ситуация часто доводилась до абсурда. К примеру, Брянский мясокомбинат, как вспоминал директор Петр Кузнецов, почти всю колбасу и мясо поставлял в Москву, и только субпродукты по особым разрешениям доставались населению Брянска.
Доступ к дефициту был одним из главных стимулов в советской системе ценностей. Чем выше человек продвигался в иерархии той системы, в которой он работал (совсем не обязательно речь шла о КПСС), тем больше возможности в этом смысле у него появлялось.
Особый доступ к дефицитным товарам имели люди, продвинувшиеся по служебной лестнице в той или иной области. Писатели, актеры, ученые, руководители предприятий, отраслевые управленцы, функционеры. У всех были свои спецмагазины и спецпайки. К борьбе с дефицитом подключались профсоюзы, снабжавшие родные коллективы сгущенкой, тушенкой, колбаской и шпротами — по красным дням календаря, а еще и марокканскими мандаринами и шоколадными конфетами — под Новый год и к «октябрьскому празднику». Глава профсоюза сочинял письмо на бланке предприятия в райпищеторг с просьбой отоварить ударников и передовиков производства продуктами (список прилагался).
В то время, когда одни страдали из-за хронического товарного дефицита, другие на нем зарабатывали. Нехватка определенных товаров, а также разница между регулируемыми госценами и ценами черного рынка создавали чудовищные диспропорции в товарном обмене. К примеру, в восьмидесятые можно было поменять импортный видеоплеер на долю в кооперативной квартире в центре Москвы. Даже в начале девяностых в столице нередко совершались сделки из разряда «Меняю машину „Москвич" на квартиру». Кому-то эти диспропорции приносили огромные доходы. Уже в семидесятые годы в одной Москве было несколько тысяч долларовых миллионеров. Забавно, но был отдельный магазин для членов-корреспондентов Академии наук и отдельный магазин для академиков.
В одном продавали красную икру, а в другом можно было по талонам купить и черную. Весь дефицит, о котором мечтал советский гражданин, можно условно поделить на две основные категории. Первая — товары советского производства той или иной степени повседневной необходимости, начиная от колбасы и заканчивая туалетной бумагой, которую в обиходе обычно заменяли резаными газетами. Те, кто хорошо помнит советские времена, наверняка с иронией относятся к нынешней панике по поводу замены итальянского пармезана на «белорусский» или исчезновения мраморной австралийской говядины. В 80-е годы скупали подчистую почти все, включая товары, которые в глазах современного потребителя могут показаться, скажем так, экзотичными. В семидесятые была распространена мода на книги, хрусталь и фарфор. В книжном магазине случались давки за пятитомником Дюма, отца или сына, или за очередным переизданием «Сестры Керри» Теодора Драйзера или «Братьев Карамазовых» Федора Достоевского. Зачастую дефицит имел конкретное название — модно было иметь дома товар какого-то конкретного производителя — так, в промтоварных магазинах охотились именно за чешским хрусталем, гэдээровским сервизом «Мадонна» или люстрой «Каскад» с псевдохрустальными висюльками.
Вторая категория дефицита — разного рода импортные «излишества», символы, как ее называли тогда, «красивой жизни». Джинсы, импортная аудиотехника, кожаные изделия. Произведенные на Западе товары в силу своей недоступности и хорошего качества повсеместно фетишизировались. Неудовлетворенный потребительский спрос доводил ситуацию до того, что советские люди (конечно, далеко не все) заполняли свои серванты пустыми, но красивыми бутылками из-под виски, жестяными пепси-кольными банками и опустошенными сигаретными пачками с изображением ковбоя Мальборо. Эти артефакты в лучших «туземных» традициях с благоговением демонстрировались родственникам и друзьям, которые зачастую не только рассматривали их, но и обнюхивали. Если человек, к примеру, появлялся на публике в импортных джинсах, он неизменно вызывал у других повышенное внимание и даже почитание.
Власти в СССР понимали ненормальность ситуации. Вместо «победы коммунизма», обещанной в начале шестидесятых, рядовые советские граждане не обеспечивались элементарным набором товаров и услуг. Первая половина восьмидесятых была отмечена масштабными попытками победить дефицит. Наибольшие проблемы тогда наблюдались с продовольствием. На 1981 год приходится пик импорта продуктов питания — их закупили на сумму 50 млрд долларов (в долларах 2009 года). Неудивительно, что в 1982 году с большой помпой была утверждена «Продовольственная программа».
В ходу сразу появилась шутка: «Питаемся вырезкой из Продовольственной программы». Цели программа, которую разрабатывал Михаил Горбачев, ставила грандиозные — к 1990 году увеличить объем производства питания в 2,5 раза. Ликвидации проблем с продовольствием должна была поспособствовать и либерализация дачного строительства. Дачные наделы (по 3-6 соток земли) советским гражданам наконец разрешили приобретать в бессрочное пользование. Выращивать там клубнику, картошку, огурцы — в общем, заниматься «собирательством».
Став первым лицом в СССР, Горбачев задумал ликвидировать еще один дефицит. Он пообещал, что к 2000 году в соответствии с Жилищной программой «каждая советская семья» будет жить в отдельной квартире или доме. Но пока граждане записывались в очередь и стояли в ней десятилетиями в надежде получить «хрущевку» — жилье эконом-класса. Не справившись ни с дефицитом продуктов, ни с дефицитом жилья, Горбачев в итоге ликвидировал страну.
Вадим НИКОЛАЕВ
АПРЕЛЬ, 2015 ТОЧКА!
