Бежица. Брянщина.
По мере строительства Брянского рельсопрокатного завода и расширения его площадей, число рабочих увеличивалось. Если в 1874 году работало около 600 человек, то в 1882 году их было 5 000, в 1898 году - 10 740, в 1913 году - 11 650 и в 1917 году уже 17 000 человек. Жизнь же рабочих, создававших славу своему предприятию на всю Россию, была далеко не сладкой. Ведь накопление капитала шло за счет неуклонного снижения заработной платы и растущей дороговизны на предметы первой необходимости, за счет удлинения рабочего дня и варварских условий труда.
Полное игнорирование акционерами элементарных условий жизни людей вызывало оторопь даже у столичных инспекторов, по долгу службы повидавших всякое. Один из них, окружной инженер Замосковских горных заводов, оставил в инспекторской книге такую запись: «Осмотрев 23 июня 1892 года некоторые помещения для рабочих, устроенные при Брянском рельсопрокатном и механическом заводе, я нахожу, что они совершенно неудовлетворительны в гигиеническом и санитарном отношении... Без всякого преувеличения можно лишь сделать сравнения с помещениями для домашнего скота».
Рабочие жилища строились нескольких типов: для одного или двух семейств и для артелей. Деревянные казармы дробились на множество мелких каморок, 4x4 аршина, в каждой из которых проживало по две-три семьи, т.е. минимум семь-вбсемь человек. В бараках, насчитывавших от 20 до 60 комнат, в каждой из которых размещалось не менее двух семей. В балаганах для артелей были обычными двойные ряды нар, закопченные стены, узкие продолговатые окна и низкие двери. Под нарами стояли сундуки с незамысловатым скарбом рабочих. Стол, несколько лавок и табуреток составляли меблировку такого жилого помещения. Отмечая особенности рабочих жилищ, тот же окружной инженер писал: «Все они отличаются друг от друга только размерами, условия же жизни всюду одинаковы и в громадном большинстве случаев не привлекательны, но и безусловно вредные... Даже летом, когда окна и двери настежь открыты, воздух в них сперт и удушлив, по стенам, нарам, скамьям видны следы слизи и плесени, а полы едва заметны от налипшей на них грязи». И при всем этом квартирная плата в Бежице, по сравнению с Брянском и Паровозною Радицей, была выше чуть ли не вдвое.
Что же касалось колонок, отдельных домиков на арендованной земле, то об этом помощник начальника Орловского губернского жандармского управления сообщал своему начальству следующее: «Администрация завода с гордостью указывает на ряды этих домиков, говоря, что она дает возможность мастеровым иметь свой собственный угол, свой огород и проч., проч. Но закулисная сторона этой филантропии становится ясной хотя бы из следующих слов мастера Мускина, сказанных им одному подмастерью. Когда подмастерье донес ему, что рабочие не соглашаются на одну трудную и невыгодную работу, то Мускин ответил: «Поставьте того, кто недавно построился». Из этой фразы ясно видно, как понимает начальство свою филантропическую затею. Кто недавно построился, тот, следовательно, много должен заводу... При этом надо сказать, что цены домов назначаются заводом гораздо выше существующих местных цен, и рабочий обязан уплачивать ежемесячно на погашение долга от 1/4 до 1/2 своего заработка. При этом он ничем не гарантирован, что по истечении 12 лет арендные условия не будут изменены заводом к его невыгоде... Чтобы покончить с квартирами, укажу на то обстоятельство, что цена заводских помещений устанавливается администрацией произвольно, между тем, как существует циркуляр министра финансов, по которому квартирная плата подлежит урегулированию фабричной инспекцией. Такой же монополией пользуется завод и в отношении снабжения рабочих пищевыми и другими необходимыми продуктами»
