Крестьянское движение на юго-востоке Брянщины в начале 1797 года.

200 лет назад на территории современных Брасовского, Комаричского, Навлинского и
некоторых других районов происходили крестьянские волнения, именуемые обычно восстанием
Чернодыра.
Опубликованные материалы об этом движении довольно многочисленны и разнообразны.
Есть публикации документов (наиболее значительны их подборки в журнале «Русский Архив» и
сборнике «Крестьянское движение в России. 1796—1825 гг.»). Не прошли мимо этого восстания
исследователи, писавшие об истории царствования Павла I, о крестьянском движении в России, а
также краеведы (имеется, в частности, брошюра Е.С. Пасекунова «Восстание Чернодыра»).
Событие оставило след и в художественной литературе: можно назвать «Повесть о Камарницком
мужике» А. Н. Новикова, романы А.Н. Глумова «На рубеже» и В.К. Соколова «Емельян
Чернодыр».
Именно по последнему роману и по брошюре Е. С. Пасекунова чаще всего и составляют
читатели мнение об этом событии — в значительной степени превратное. Если к роману не может
быть требований как к историческому сочинению, то брошюра Е. С. Пасекунова не представляет
исторической ценности в силу недостаточного профессионализма автора — в ней слишком много
ошибок, искажений, передергивания фактов.
Вот почему имеет смысл вернуться к рассмотрению истории яркого и значительного
события, называемого восстанием Чернодыра, привлекая при этом не использованные другими
исследователями архивные материалы, в частности «Поденную записку» орловского губернатора
Воейкова, допросы участников восстания и некоторые другие документы.
Резкое увеличение количества крестьянских волнений в конце 1796 — начале 1797 гг.
обычно напрямую связывают с усилением крепостного гнета, но в реальности настроения
крестьян далеко не всегда были пропорциональны объему их повинностей в пользу помещиков.
Вот лишь частный пример. Восстание голицынских крестьян началось в слободе Кокоревке,
жители которой к концу XVIII века платили оброк по 2 рубля с души. В соседней Тарасовой Гуте,
принадлежавшей той же княгине Н.П. Голицыной, оброк был 3 рубля с души, но в восстании
крестьяне этого селения не участвовали. Один из самых высоких оброков (10 рублей с души") был
установлен генерал-майором И. Е. Сафоновым, которому принадлежали с. Гололобово и д.
Сидорова Слобода, смежные с волновавшимися апраксинскими селениями, но в сафоновском
имении восстание не зафиксировано.
Если и выделять социально-экономические предпосылки крестьянского движения в
апраксинских и голицынских вотчинах, где оно оказалось особенно активным, то следует в
первую очередь назвать недовольство крестьян широким привлечением их к работам на
помещичьих фабриках и заводах, особенно — винокуренных (ежегодно на заводах С.С.
Апраксина выкуривалось свыше 92 тысяч ведер вина, на заводах Голицына — около 98 тысяч
ведер; ежедневно работало на этих заводах до 500 человек). Серьезное недовольство вызывал и
произвол помещичьей администрации.
Но все же активизация крестьянских выступлений в конце 1796 года связана не с этими
обстоятельствами, а с теми переменами, которые проявились в начале правления Павла I.
Привлечение крепостных крестьян к присяге новому императору (ранее это за них делали
помещики), отмена очередного рекрутского набора, возможность подавать жалобы на
злоупотребления своих господ (за это при Екатерине II жалобщикам грозила каторга) — все это
породило у многих крестьян надежду на скорое изменение их положения.
Примерно так развивались события и в апраксинских селениях. Служившие при приемке
дров на Холмецком винокуренном заводе, которым владел Апраксин, крестьянин Андрей
Миронов сын Кузин допустил какую-то провинность и, опасаясь наказания, прибыл в родную
деревню Иванову. Здесь в избе крестьянина Конона Терентьева сына Чернова «перед рождеством
дня за два» (т. е. примерно 23 декабря 1796 г.) А. Кузин и домохозяин сообщили ивановским
крестьянам Емельяну Федорову сыну Чернодыру (Чернодырову, Чернову), Федору Савельеву
сыну Савенкову (Савченкову, Савчонку) и Степану Васильеву сыну Ястребенкову, что во многих
Местах «крепостные крестьяне от господ своих отказываются».
Собравшиеся, стремясь избавиться от тяжелых господских работ, договорились направить в
Петербург с соответствующей просьбой А. Кузина и К. Чернова, дав им на расходы 35 рублей. Об
этом было объявлено всем крестьянам д. Ивановой и с общего согласия «на другой день
рождества» (т. е. 26 декабря) А. Кузин и К. Чернов уехали.
Но поездка оказалась неудачной. Добравшись до Новгорода и услышав, что отложившихся
от повинности крестьян сурово усмиряют, челобитчики решили вернуться обратно. Тем временем
волнения апраксинских крестьян уже набрали силу. Вернувшихся встретили руганью и отправили
обратно, дав тем не менее им на расходы еще сто рублей. Вторая поездка А. Кузина и К. Чернова
была еще короче: отъехав верст с 30 и «разсудя, что ехать опасно», путники укрылись в лесу, а
после известия о подавлении восстания вскоре явились с повинной.
Как же развивались события в апраксинской вотчине? Узнав о посылке челобитчиков,
управитель имения И. Мусорин 5 января 1797 г. направил в д. Иванову нескольких людей для
ареста Е. Чернодыра и других инициаторов жалобы, но сделать это не удалось из-за
сопротивления крестьян, а также брата Е. Чернодыра Тимофея — находившегося в отпуске
солдата Шлиссельбургского пехотного полка.
Получив известие об этом, И. Мусорин уехал в уездный город Севск, а ивановские
крестьяне, возглавляемые Е. Чернодыром и Егором Ильиным, на следующий день вместе с
крестьянами соседнего села Лубошево, деревень Загрядской, Зеновкиной и Тростной, всего более
100 человек, отправились сначала в с. Аркино, где к ним присоединились местные крестьяне, а
затем в д. Сныткино, «в которой тамошние крестьяне, по их объявлению на том согласись, дали
знать протчим господина Апраксина крестьянам, чтоб они собрались к ним на сходку».
Были оповещены крестьяне Севского (села Брасово, Кропотово, Крупец, д. Холмечь),
Трубчевского (села Салтановка, Глинное, Пролысово, Вздружное, д. Сытенки) и Дмитровского
(села Колошичи, Добрик, Телятниково, Гладское, Городище, Девичье, Петрилово, Литовня,
Клинское, Дубровка, Алешинка, деревни Осотская, Коробкина, Коростель, Щегловка, Печки,
Сконина, Рассошка, Гримовня, Погребы) уездов.
Утром 7 января до двух тысяч крестьян с палками и дубинками сошлись в с. Брасово и
отказались «от послушания и работы господской», о чем объявили вотчинному писарю М.
Самойлову и заводскому смотрителю К. Добринскому. Восставшие, руководимые Е.
Чернодыром, Ф. Савенковым и Ефимом Потаповым из с. Аркино, изъяли из алтаря брасовской
церкви господние грамоты, прочие бумаги и сожгли их, сорвали и растоптали ногами портреты
покойного фельдмаршала Апраксина и его жены, но в основном не предпринимали
насильственных действий. Более того, во избежание грабежей, к господскому дому были
выставлены караулы.
Из с. Брасово большинство собравшихся пошли на Локотской хутор, где остановили все
работы на винокуренном заводе, а около 50 человек были посланы на хутор Холмецкий также для
остановки винокуренного завода. Караулы были установлены и на заводах.
Прибывший на хутор Локоть севский земский исправник Монс не смог, уговорить
восставших, чтобы «они были господину своему послушными». Напротив, крестьяне заявили, что
пока не вернутся их посланцы с ответом из Петербурга, они решили «все господские работы и
винные заводы остановить и от повиновения г. Апраксину отказаться». Единственное, что смог
сделать Монс,— захватить «из числа возмутителей» Е. Потапова, «а более никого не дали».
Орловский губернатор А.П. Квашнин-Самарин, получивший об этом известие, направил в
Брасово председателя верхнего земского суда А. Казачковского, которому предписывалось вместе
с земским исправником и представителями нижнего земского суда «кротким образом» сказать
крестьянам прекратить неповиновения и зачитать им соответствующий указ губернского
правления.
Прибывшие в Брасово 17 января Казачковский и Монс были встречены крестьянами «с
крайней грубостью», и все попытки увещевать их успеха не имели, «поелику крестьяне пребывали
и упорном своем буйстве».
18 января в селе собрались до тысячи вооруженных дубинами кольями крестьян, которые
«производя шум с угрозами ... хотели разуть и раздеть ... Казачковского и ... грозили земского
исправника посадить в цепь и обрить», требуя представить им управителя Мусорина и освободить
арестованного Е. Потапова. По существу Казачковский и Монс (а также прибывшие с ними два
офицера и позже приехавший заседатель Севского низшего земского суда Шагоров) оказались в
положении заложников у восставших и были отпущены лишь тогда, когда дали им письменное
обязательство освободить Е. Потапова и написали, «что у них все хорошо».
Попытка Казачковского привлечь к усмирению восставших проходившую через Брасово и
остановившуюся в с. Добрик военную команду под начальством капитана Есипова завершилась
неудачей. Как сообщил Есипов, до 200 крестьян из деревни Коростель пришли II Добрик с
кольями и вместе с добрикскими крестьянами угрожали, что если команда выступит в Брасово,
они ее туда не допустят, для чего и выставили кругом караулы.
Не удалось собрать и понятых среди крестьян соседних казенных селений, ибо «все
окольные селения, пораженные будучи страхом, дать оных не согласились». Вероятно, дело было
не только в страхе, сколько в крестьянской солидарности.
Тем временем пламя крестьянских волнений перебросилось за пределы апраксинских
владений. В конце января «отложились от повиновения» 170 крестьян сельца Алексеевка,
принадлежавших помещику Бодиско. Здесь также был погашен винокуренный завод. Вскоре к
восставшим присоединилось до 500 крестьян села Богородицкое (Алешенка) помещика Хлюстина.
В соседних с. Бяково и д. Муравлевка Карачевского уезда крестьяне помещиков Подлиневой и
Хлюстина также собирались «учиниться против господ своих ослушанами», но до открытого
восстания здесь дело не дошло.
Особенной остротой отличалось выступление крестьян княгини Н.П. Голицыной,
начавшееся с середины января 1797 г. Инициатором восстания были Иван Щербак из с. Пигарево
и Иван Куркин из с. Дерюгино. И. Щербак, заехавший 16 января в с. Кокоревку, встретился с
работавшим там на винокуренном заводе И. Куркиным и сообщил тому, что «все господские
крестьяне отписаны на государя» и поэтому «работают они все напрасно».
Договорившись о совместных действиях, И. Щербак уехал в с. Быхово поднимать местных
крестьян. И. Куркин и другие мастеровые остановили работы на винокуренном и кожевенном
заводах, сожгли находившиеся в домовой кокоревской конторе бумаги, и затем 17 января прибыли
в с. Жадино (сейчас с. Новый Луч), где встретились с И.Щербаком и примкнувшими к нему
крестьянами. Далее их путь лежал в д. Кокину и в с. Радогощь. «И во время того их проходу из
многих сел и деревень собирали и сами приставали к ним крестьяне и число всей толпы ...
зделалось человек до тысячи».
Придя в Радогощь, крестьяне сразу же направились к дому Степана Свинцова, который
более 20 лет управлял помещичьим имением и был известен своими злоупотреблениями и
жестоким обращением с крестьянами («нас довел до крайнего разорения и угнетения», писали о
нем крестьяне Павлу I).
Почувствовав недоброе в настроении крестьян, С. Свинцов выражал готовность выполнить
их требования, но было уже поздно: «его вытащили из хором на крыльцо, повели в контору, и как
дорогою, так и в самой конторе били тирански и убили до смерти». В целом восстание
голицынских крестьян отличалось большим ожесточением. Был убит также староста Яков
Горбатов, а сотский из с. Бычки Л. Данилов, пытавшийся воспрепятствовать крестьянам «из
разных селений» соединиться «с бунтовщиками, был привезен в Радогощь», «весь избитый» и
посажен в тюрьму, где вскоре умер.
Были случаи избиения и других крестьян, если те не проявляли желания присоединиться к
восставшим.
18 января «все бывшие в Радогощи крестьяне выбрали из себя от каждого села и деревни
крестьян, которым бы всякому своим селением управлять и за то отвечать». Затем «все крестьяне
выбрали над собою начальниками Ивана Куркина и Ивана Щербака да Ивана же Крюкова, а из
них первенствующего Куркина». Приказчику Бычкову было велено «писать к государю просьбу
об освобождении всех от крестьянства», и с этим письмом в Петербург были направлены
посланцы крестьян, в том числе — сын И. Щербака Григорий.
Всего в голицынском имении в восстании участвовали крестьяне из двух десятков селений
Орловского наместничества (в основном — на территории современного Комаричского района), а
также из 6 селений Дмитриевского уезда Курского наместничества.
Таким образом, главными центрами восстания стали с. Брасово и с. Радогощь. Руководители
восставших, Е. Чернодыр и И. Куркин, трижды встречались друг с другом (в том числе — на
крестьянских свадьбах), но договоренности о совместных действиях не было.
Масштабы крестьянского движения (в нем участвовало до 15 тысяч крепостных)
встревожили правительство. 22 января в Радогощь прибыл орловский губернатор А. П. Квашнин-
Самарин вместе с Ахтырским гусарским полком генерала Линденера. Губернатор попытался
уговорить восставших подчиниться, но те объявили, что будут повиноваться только царскому
указу. На попытки полка занять здание конторы и винокуренного завода крестьяне ответили
градом камней и ружейной стрельбой, застрелив двух из нападавших. «Видя столь твердое в злых
их намерениях стояние», губернатор предпочел вернуться в г. Дмитровск. Попытка Линденера
вступить с войсками в Брасово и соседнюю д. Сныткино также оказалась безуспешной, так как в
Брасово «более 4000 вооруженных бунтующих людей с женами и детьми ... собрались» с
намерением выбить войска из селений. Линденер отвел свой полк в с. Глоднево.
Правительство, недовольное нерешительностью действий прежнего губернатора, назначило
на его место В.И. Воейкова и дополнительно послало в район восстания Ряжский пехотный полк
генерала Горчакова, поручив общее командование войсками фельдмаршалу князю Н. В. Репнину.
Не ожидая прибытия новых войск, Воейков с полком Линденера 10 февраля окружил
Радогощь и потребовал, чтобы крестьяне принесли повинную и выдали руководителей.
Восставшие ответили отказом. Тогда заговорила артиллерия, упали убитые и раненые, загорелись
крестьянские строения (всего сгорело около 50 домов). Руководители восставших были захвачены,
а остальные крестьяне Пыли вынуждены прекратить сопротивление, 12 февраля в район восстания
прибыл Н. В. Репнин вместе с Ряжским полком. К полудню следующего дня Брасово было
окружено двумя полками.
В селе гудел набат. Свыше двух тысяч крестьян, вооруженных кольями, дубинами и
рогатинами, выслушав увещевания Репнина и Воейкова, закричали, «что они хотя умрут, а не
послушаются».
Первые выстрелы артиллерии не привели восставших в повиновение: они сами бросились на
вступивших в село гусар и «эскадрон оборотили». Тогда Репнин приказал стрелять картечью и
направил вперед пехоту. Крестьяне несколько раз бросались на солдатский строй, но встреченные
картечью и ружейной стрельбой были вынуждены прекратить сопротивление. 34 человека было
убито, 86 — ранено, руководители и активные участники восстания арестованы. Крестьяне,
пользуясь выражением Репнина, были «наказаны силою оружия и преданы яко изверги, злодеи и
преступники, огню и мечу» (позднее сам фельдмаршал сочтет эти действия чрезмерными).
14 февраля в Брасово были собраны крестьяне всей апраксинской вотчины, и с них была
взята подписка «о непрекословном впредь помещику повиновении». Крестьяне помещиков
Бодиско и Хлюстина покорились без сопротивления.
Только из числа апраксинских и голицынских крестьян было предано суду свыше 220
человек. Из них 3 умерли еще во время следствия (имеющееся в сборнике «Крестьянское
движение в 1796—1825 гг.» и содержащиеся в некоторых публикациях сведения о 89 умерших во
время следствия ошибочны), около 90 были освобождены без наказания (им сочли за наказание
содержание в тюрьме до суда), свыше 100 были после наказания 25 ударами кнута или «жестоко
плетьми» возвращены на прежнее жительство, а 19 руководителей и наиболее активных
участников восстания после наказания 50, 75 или 100 ударами кнута отправлялись в вечные
каторжные работы. Некоторые из осужденных, в том числе И. Куркин и Ф. Савенков, умерли, не
перенеся наказания. Отправлены на каторгу были сельские священники, поддержавшие
восставших.
Происходили в 1797 г. крестьянские восстания и в некоторых других местах Брянщины. Так,
в январе принадлежавшие помещику Шевцову крестьяне 5 селений Брянского уезда (деревень
Жуково, Литовники и других) единодушно договорились направить просьбу царю с жалобой, что
«от господина их положена ... подать весьма тяжелая и збор денежный ... велик».
Хотя волнения шевцовских крестьян не переросли в восстание, Брянский уездный суд решил
7 «зачинщиков» наказать кнутом и направить на вечные каторжные работы. Но этот чрезмерно
жесткий приговор не был утвержден Орловской палатой суда и расправы, которая, признав, что
совершенные крестьянами «поступки ... никаких важных следствий не повлекли и произошли от
наивности, простоты и незнания законов», освободила их от всякого наказания.
Такая большая разница в приговорах двух судебных инстанциях не случайна. Между ними
— известный апрельский манифест Павла I, по которому запрещалось «принуждать к работе
крепостных по праздничным и воскресным дням» и предписывалось помещикам
«довольствоваться только ... трехдневной барщиной». Это была первая попытка юридически
регламентировать трудовые отношения между помещиками и крепостными, частично оградить
крепостных крестьян от произвола их владельцев.
Несколько позже появилось еще одно важное решение — с крестьян были сняты очень
большие недоимки, накопившиеся за прошлые годы. Результат был налицо: с лета 1797 г. и до
гибели Павла I в марте 1801 г. в России (в том числе — на Брянщине) практически не было
значительных крестьянских волнений.

Крашенинников, Владимир Викторович.