ОНА РАССМЕЯЛАСЬ В ЛИЦО ПАУЛЮСУ
ДЕГТЯРЕВА ВАЛЕНТИНА ПЕТРОВНА Брянск
"Самое страшное на войне - это окружение"
Наступает у женщины такой возраст, когда становится реальностью и гордостью известная формула: "Мои года - мое богатство". И сама носительница преклонных лет, и окружающие ее люди не только без стеснительности, но с особым уважением называет уже никого не пугающую цифру.
В.П. Дегтяревой восемьдесят три. Она фронтовичка, была ранена, контужена, пережила немало серьезных болезней и операций. Но сумела сохранить какую-то особую величавость и привлекательность. Сквозь очки на собеседника глядят освещенные мыслью и волнением серо-голубые глаза, губки подкрашены, розовеют щеки с трогательными ямочками, в ушах сережки, изобличающие хороший вкус хозяйки.
В райсовет ветеранов, куда ее попросили принести фотографии, Валентина Петровна пришла точно в назначенное время.
- Для меня, военной связистки и работницы железнодорожного транспорта, - сразу же заявила она, - точность не какая-то там вежливость королей, а главная черта профессии, ее честь.
Этой фразой женщина наверняка хотела произвести впечатление на присутствующих в кабинете председателя людей - так сказать, для знакомства. Но, сама того не подозревая, раскрыла свои главные моральные качества.
Мы довольно часто употребляем в разговорах слово "честь", но вряд ли каждый раз до конца вдумываемся в его смысл. Кто он, человек чести? Скажем так: носитель достойных уважения и гордости этических принципов. Такова, на мой взгляд, героиня настоящего очерка Валентина Петровна Дегтярева.
...Есть в Ростовской области такой городок - Морозовск. Вот там-то и родилась она в двадцать первом году прошлого века, когда по югу России свирепствовал страшный голод. Но малышка, на удивление родителей, выжила. Пошла в школу. Окончила семилетку, и в семье решили дать ей среднее образование. Тогда, в конце тридцатых годов, страну будоражили различные призывы: кто звал женщин и девушек садиться за трактор, кто - осваивать железнодорожные профессии... И Валя Малахова, движимая патриотическими чувствами, по окончании восьми классов поступила в техническую школу с годичным сроком обучения на специальность дежурной по станции. Ох, и бедовая была эта рослая, светловолосая девушка! Активная, боевая, отличница учебы, она возглавила комсомольскую организацию. Ее оставили работать в школе.
С началом войны стали призывать всех, кто знает азбуку Морзе. Вызвали в военкомат и Валентину Малахову.
- Фронту нужны связисты, - сказали ей. - Как ты?
- Надо так надо, - просто ответила девушка. И в середине августа сорок первого была направлена в Ростов-на-Дону на курсы радистов.
Морозным праздничным днем 5 декабря (День Конституции СССР) новоиспеченных радистов погрузили в кузов открытой машины и привезли в прифронтовую зону, в город Старый Оскол.
- Как увидели мы в просторном зале огромные машины связи, так
голова закружилась, мы такие не проходили, - делится впечатлением Ва
лентина Петровна. - Но ничего, освоила, стала работать. А когда отбили
у немцев одну из станций, нас перебросили туда. Стояли до весны. И вот
тут-то мы натерпелись страху.
В землянке, где находился штаб дивизии, было много бойцов. Валя подслушала по приемнику, как вещали немцы: "Мы вас окружаем". Вслух сказать эту жуткую весть она не имела права. Да и уверена была, что командование и без нее знает ситуацию. И в какой-то момент все почувствовали: фашисты подошли вплотную к землянке. Что ждет наших бойцов? Позорный плен? Или смерть без борьбы? Ни то, ни другое их не устраивало. И они рванули кто куда. Враг стал стрелять в них из пулеметов, на них пошли танки. По степи метались тысячи красноармейцев дивизии. И гибли. Валентину ранило осколками снаряда в гблову и ногу. Но
благодаря тому, что осколок застрял в черепной кости, она могла еще передвигаться. Увертываться от жестокого вражеского огня было просто невозможно. Валентина и ее подруга Мария то и дело натыкались на убитых или смертельно раненых красноармейцев.
Инстинкт самосохранения подсказывал девушкам: надо во что бы то ни стало спасти свои молодые жизни. А как? И тут, на счастье, они оказались на краю довольно глубокой балки. Прыгнув вниз, девчата прижались к травянистому склону и стали наблюдать за действиями немцев вместе с другими красноармейцами, укрывшимися в той же балке и ее многочисленных отрогах. Видели, как летают над степью фашистские самолеты, расстреливая тех, кто не сумел укрыться. Видели немецкого офицера (в белых перчатках!), слышали его противный голос: "Рус, сдавайсь!" Жуткая картина...
Страшило всех сознание собственной беспомощности и безысходности. Надежда на помощь и спасение сводились к нулю. Кто-то рассказал, что видел, как командир дивизии и замполит на машине кругами ездили по степи и стреляли по фашистам. И погибли в этой неравной борьбе. А тут еще проявил малодушие один молоденький лейтенант. "Жить хочется, - простонал он в отчаянии. - Пойдемте сдаваться". Девчата отказались: лучше смерть, чем позор. Лейтенант отдал им свой пистолет, компас и карту. Их, решивших ценой плена сохранить свои жизни, набралось человек двенадцать. С поднятыми руками они едва лишь вылезли из оврага, как тут же были скошены пулеметным огнем. Душа согрешила, а тело в ответе...
День близился к концу, а положение бойцов, которых укрыла природа, оставалось безнадежным. Душевные муки стократно усиливались физическими страданиями от ран и холода: девчата, по сути, были раздеты-разуты. И тут слышат шаги: кто-то продвигается по балке в их сторону. Немцы?!
- Валя, дай мне пистолет, - потребовала Мария. - Я выстрелю в
них, а потом убью себя.
Но (опять же на счастье!) это оказались солдаты их дивизии, укрывшиеся в одном из отрогов балки.
- Мы, оставшиеся в живых, - сказал один из них, - собираемся в
одном месте. Пойдемте с нами.
Пришли. Неизвестный им полковник снял свое теплое кожаное пальто и укрыл девчат: "Отдохните пока". По компасу и карте старший офицер пытался определить, где они находятся, в какую сторону податься. Когда поняли, что фашистские танки ушли и, как им показалось, стрельба поутихла, вышли из укрытия и побежали. Какие тут, к черту, ориентиры! Под шквальным, перекрестным огнем бегали всю ночь туда-сюда. Валя с неизменной рацией за плечами передвигалась, согнувшись в три погибели. А тут еще с полковником случился психический срыв, по-
вел он себя как-то странно, отстал от группы и... потерялся. Бегали без еды-питья и вторую ночь. Ряды пытавшихся выйти из окружения бойцов сильно редели. Валентина Малахова (раненая, вся в крови!) проявила небывалую волю к жизни. "Наверное, я Богу угодна", - скажет она потом, подводя итог пережитому. И, наконец, беглецы, измученные голодом и страхом, оказались на нейтральной полосе. И лишь тогда, когда они услышали мощный ответный огонь нашей артиллерии, Валя потеряла сознание. Очнулась на мгновение от рыданий подруги.
- Мы вышли к своим, а ты умираешь, - плакала Маша.
- Нет, я не умираю, - ответила Валя, собрав последние силы. -Но... оставьте меня.
- Нет-нет, мы тебя не оставим, мы тебя понесем.
И вынесли, перебинтовали, лечиться пришлось, не бросая службы. Стали собирать кучки дивизии, всех оставшихся в живых переписали. Результат был ошеломляющим: из 10000 бойцов вышли из окружения лишь... восемьдесят.
- Нас, недобитых, направили к Сталинграду, - рассказывает Ва
лентина Петровна. - Приближались к городу с боями. Едва займем какой-
либо участок, тут же принимаю и передаю командирам приказ высшего
командования: "Ни шагу назад! За нарушение приказа - расстрел!" И рас
стреливали энкавэдэшники из заградительных отрядов.
Надо было любой ценой идти вперед. Продвигались сквозь "долину смерти" под страшным огнем противника. Трассирующей пулей повредило Валентине колено. Боль ужасная, а рацию не бросишь. Нет, просто невозможно представить и описать эти 30-40-километровые переходы почти без отдыха, еды и питья. Под холодными октябрьскими дождями месили грязь. И, наконец, раздается команда: "На привал!" Едва Валя с огромным трудом сняла сапоги (вернее, то, что от них осталось) и ужаснулась видом своих заживо гниющих ног, жутким запахом вконец сгнивших портянок, как услышала: "Стройся!" Разбитые вдрызг сапоги не налезали на больные, израненные ноги. Готовый выступить полк ждал ее одну минут десять, пока красноармейцы помогали девушке справиться с "обувью". Эти "сапоги" Валя носила, не снимая, три месяца.
Били по нашим и с самолетов. Они летели низко и из пулеметов срезали бойцов слева и справа. Полк - врассыпную. Валя на этот раз оказалась под самолетом, бежала изо всех сил, стараясь не переступить роковую черту.
- Отбились. Держим оборону, - продолжает рассказывать фронтовая связистка. - О еде уже и не мечтаем, но жажда мучит всех. Наши тем временем подтянули танки, "катюши". И пошли в наступление! Тут на грех выпал снег. В руках фашистов - высотка, с которой нас хорошо видно. Много бойцов погибло, ой, много...
Всю морозную зиму сорок второго года двигалась со своим стрел-
ковым полком к Сталинграду Валентина Малахова, выполняя свою ответственную работу связистки. Отбивали немецкие аэродромы с самолетами и живыми летчиками, которые, сложа руки и дрожа, сидели в кабинах: взлететь не могли из-за отсутствия горючего. Всех их взяли в плен.
Жуткое зрелище предстало перед взорами, когда наши войска вошли в Сталинград. Города по существу не было - одни руины. Картины разрушенного города сильно омрачали радость трудной победы. К тому же, все валились с ног от голода и жажды.
- На полкового повара, - вспоминает Валентина Петровна, - жал
ко было смотреть: он не знал, как приготовить еду. Воды нет, снег и тот
растаял.
Осознание победы пришло, когда "сквозь строй" наших воинов проводили под конвоем Фридриха фон Паулюса с его штабом. Валентина стояла совсем близко и... смеялась в лицо плененному генералу. Их взгляды встретились, и она заметила, с какой обидой и недоумением посмотрел на нее этот высокий фашистский офицер: чего, дескать, здесь смешного?
- А как же мне было не смеяться? - объясняет свой дерзкий посту
пок В.П. Дегтярева. - Ведь это наш батальон пленил хваленого гитлеров
ского фельдмаршала с его свитой и армией!
Нет, мужественное сердце девушки не ожесточилось, человеческие страдания по-прежнему тревожили ее добрую душу. Вот пример, на первый взгляд кажущийся из ряда вон выходящим. Часть, к которой была приписана Валентина Малахова, из Сталинграда двигалась в направлении Курска. И вот на краю дороги все заметили немецкого солдата. Это было жалкое зрелище. Девушку потрясли его руки, не то, что посиневшие, а прямо-таки синие. Немец попросил хлеба.
- У меня в кармане шинели был кусочек, и я подала ему, - расска
зывает Валентина Петровна. - Ребята стали меня стыдить, но тут же от
стали, - знали, что со мною спорить бесполезно.
А вот еще реальная картина войны. На одном из разъездов всех ужаснуло бессчетное количество трупов, уложенных, как дрова, штабелями. Причем вперемежку с нашими павшими за Сталинград бойцами уложены были и трупы фашистов. Вот такие гримасы войны.
В одном из населенных пунктов остановились в доме, где была вода. Отмылась, избавилась от насекомых, до крови разъедавших тело. И в то же время...
- Здесь-то я услышала, как поют курские соловьи. Чудо! А роскошные поля! И цветы! Красота какая! - и через минуту от невольного лирического отступления моя героиня перешла к суровым реалиям тех дней:
-
Рыли окопы, сооружали укрепления. Однажды в укрытии разорвалась мина, и куча мелких осколков обрушилась на меня. Правда, сильно не задело, но жалко было гимнастерку - она вся была в дырах. Я уже
служила при штабе дивизии. С наблюдательного пункта нам не видно было наступления, но слышен был мощный гул - по ночам враг подтягивал танки к Прохоровке. И пошли в наступление. Танки в великом множестве двигались на большой скорости, издали казалось, что бегут несметные полчища муравьев. Волосы вставали дыбом от страха.
- Стоим на прямой наводке.
Передаю в подразделения: от
ступать нельзя! Командира как
раз вызвали в штаб армии. И он
погиб - срезали его фашисты из
пулемета с "Мессершмитта".
Храбрый был человек, воин-ве
ликан. Мы все сильно пережива
ли. Мне поручили организацию
похорон. В могилу тело его опу-
екали ровно в десять часов утра - и весь фронт ударил изпушек. Мощный получился прощальный салют.
Но надо воевать дальше. Оборона была построена в три эшелона. Первый враг прорвал. Дивизии разрешили отступать. Стойко сопротивлялись наши воины. Все вокруг пылало, казалось, горит сама земля. Пахло мясом - заживо горели люди. Жарко приходилось и связистам. Фашистам удалось прорвать и вторую оборону. Их танки прут неумолимо. Пушки на прямой наводке. Что делать? Связь то и дело обрывалась. Уже несколько связистов не смогли ее восстановить - погибли. Тогда командир дивизии посылает Валентину. Она - катушку на плечо и поползла. Обнаружила и устранила неисправность. И вернулась живая. Комдив приказывает: "Передавай командирам пушек - стоять насмерть!"
И стояли! После Малахова видела: наши пушки разбиты и все бойцы погибли. А от нее требовали связаться с командирами полков, батальонов, с ротными. Но никто не отзывается на ее позывные. А комдив стоит за ее спиной, нервничает. "Лучше бы он меня стукнул, чем стоять над душой", - думает девушка. Но вот откликнулся один, второй. И полетели приказы. Наступать! Зацепиться за высотой! Держаться до последнего снаряда!
На третьей обороне фашисты захлебнулись. Битва на Курской дуге завершилась, как и Сталинградская, нашей победой.
В музее станции Брянск-П хранится красноармейская книжка Валентины Петровны и две благодарности Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина. Это не все награды, которых удостоена В.П. Дегтярева. За мужество и отвагу, проявленные в Сталинградской битве, она награждена медалями "За отвагу", "За боевые заслуги", "За оборону Сталинграда". А за героизм в Курской битве получила боевой орден Красной Звезды.
После Курска их дивизию погрузили в вагоны и направили на
II Прибалтийский фронт. Валентина Петровна участвовала в освобожде
нии Риги... ; - '- А после, на территории Литвы, - говорит она, - меня хлопнули-
таки, сильно контузило, попала в госпиталь.А когда вернулась в свою часть, начальник штаба дал ей отпуск. Выдал ей старшина новые портянки да ботинки, пять кусков мыла да попону двустороннюю из бумазеи. Друзья собрали деньги: "Купишь чего-нибудь маме".
О, как все это пригодилось матери, которой, как оказалось, совсем нечего было носить. Валентину оставляли в тылу преподавать на курсах военных связистов. Но она потребовала в военкомате свои документы и вернулась на фронт.
- Вот такой чудной я человек, - говорит она о себе. - Право, есть в
кого. Мой отец Петр Максимович Малахов, лихой донской казак, имел
бронь, но так рвался воевать, что его отпустили. В сорок третьем он погиб.Однако по запросу Валентину Петровну все же отозвали в тыл в марте сорок пятого.
- Я же первоисточник и плохих, и хороших вестей, - такую мет
кую характеристику дает она себе и своей профессии. - Но время плохих
вестей закончилось. Весной сорок пятого все жили предчувствием хоро
шего. И я первая в городе приняла радостное сообщение в два часа ночи
с 8 на 9 мая (курсы работали круглосуточно) о том, что война кончилась.Но для самой Валентины Петровны она продолжалась. 15 мая она тяжело заболела, отнялись ноги. Повезли ее в Новочеркасск, но в госпитале не приняли: нет женских палат. И тут боевая связистка показала свой характер:
- Как воевать - женщины есть, а как лечить - их вроде бы и нет!
Ее повезли в ростовский госпиталь, где для нее освободили палату. Стали
лечить. Эффект нулевой. Боли такие, что Валентина была готова выбро
ситься с пятого этажа, если бы могла добраться до окна. Но ноги не слу
шались. Пролежала она до конца мая, июнь, июль, август... Выздоровле
ние не приходило. Кто-то посоветовал ей попросить помощи у одной док
торши. .. окулиста, и пригласили ее в палату Малаховой.- Помогаю не я, - сказала она, - а мой дядя-профессор. Я расскажу ему о вашем заболевании.
И добрая, чуткая докторша принесла от профессора лекарство, принимая которое, Валентина быстро поправилась.
В том же, сорок пятом, наша героиня вышла замуж и стала Дегтяревой. И на мирном поприще она трудилась добросовестно и безупречно, пользовалась заслуженным уважением и авторитетом. Читатели уже поняли, что главное в характере В.П. Дегтяревой - честность, правдивость. Возможно, картины войны, обрисованные ею, кому-то придутся не по душе - ведь не всяк судит по праву, иной и по криву. Иной "вояка", по существу, не нюхавший пороха, так врет про войну, что уши вянут, словно и не было ошибок, цена которых - миллионные штабеля трупов.
Долгие годы мы надеялись: придет пора, и правда скажется. Такая пора наступила. И спасибо тем, кто несет в люди все пережитое. Воистину, как говорится в русском народе, на правду цены нет, она свет разума, дороже золота, светлее солнца.
P.S. Когда этот очерк был написан, его героиня позвонила мне и сказала: - Я опять видела этот проклятый сон, который снится мне вот уже шестьдесят лет: я в окружении и все прячу и прячу свой комсомольский билет, все бегу и бегу от танков и самолетов, пуль и снарядов... Я так вам скажу: и гореть не страшно, и тонуть не страшно. А самое страшное на войне - это окружение.
Надежда ДЕНИСОВА